— А что, если сойдём на берег пофотографировать?
— Не получится, мы уже убрали тендер. — замечает Лиззи.
— Можно добраться до берега вплавь.
— Ты с ума сошёл.
— Ну почему? Мы ушли слишком в спешке. — настаиваю я. — Всего на несколько минут.
То, что мы сделали потом, было немного рискованно. Подошли на лодке очень близко к берегу, до глубины всего два метра, бросили якорь в неподвижной воде и, оставив поднятыми грот и бизань, так как не было ни малейшего ветерка, прыгнули в воду, захватив гермоупаковку с одеждой и фотоаппаратом.
Теперь, глядя с высоты на лодку, которая кажется слишком близко к прибрежным скалам, мне хочется бежать вниз. Если бы сейчас поднялся ветер, лодка оказалась бы в опасности и у нас без тендера были бы проблемы с возвращением на борт.
— А если кто-нибудь прийдёт, пока мы здесь наверху? — говорит Лиззи.
— Да ладно, кто сюда может прийти? — отвечаю я, стараясь не выказывать своих опасений.
На самом деле, пустынный, безлюдный пейзаж, окружающий нас, наводит на мысль, что вряд ли кто-нибудь может жить в таком месте. Но всё же мысли о ветре, который может вдруг подуть и о аборигенах, которые могут забраться на лодку лишают пребывание здесь всякого удовольствия. Отснимаем в спешке ролик плёнки и начинаем сумасшедший спуск, катясь и утопая в песке, как дети бегущие со снежной горы. С большим чувством облегчения вхожу в воду, совершенно горячую у берега.
Хватит. Действительно пора отправляться. Сразу берём курс на северо-запад, чтобы удалиться от острова с его горами, которые загораживают ветер. И когда начинает опускаться вечер, первые неровные порывы ветра дают знать о себе.
В десять часов умеренный ветер с востока, берём первые рифы на гроте.
В одиннадцать уже ветер уже крепкий и появляются первые волны. Восходит луна и в её мерцающем свете лодка оживает и набирает ход. Пять узлов, шесть узлов, восемь… Берём вторые рифы на гроте и первые на бизани. Убираем тяжёлую геную и заменяем её на стаксель номер один.
В полночь Сокотра исчезает за кормой, ветер уже превышает двадцать пять узлов и большие волны катятся с юга. Берём две полки рифов на гроте и две на бизани. Ставим бизань кливер и стаксель номер два. С этими уменьшенными парусами «Barca Pulita» пробирается через волны, поднимаясь каждый раз на несколько метров без видимого усилия, за исключением, когда волна обрушивается, отвешивая оплеуху и покрывая нас пеной.
Началась большая качка! Это море, этот сильный ветер и волны будут сопровождать нас последующие недели.
День первый
6.00. Солнце восходит над волнующимся морем. Большие волны на просторе напоминают ряды одинаковых холмов. Только что рассвело, высовываю голову наружу и замечаю идущее совсем рядом судно. Слишком поздно маневрировать и судно проходит менее чем в ста метрах у нас за кормой. Заметили ли они нас? Может быть заметили и сманеврировали, чтобы разойтись с нами. А может они, как и мы спали и мы не столкнулись, лишь потому, что не смотря ни на что, океан огромен, и мы и они в сравнении с ним просто мошки и вероятность столкнуться с кем то на таком огромном пространстве в действительности минимальная.
Конечно, я осознаю, что мы должны быть более внимательны и один из нас обязательно должен нести вахту. Да только у нас нет на это сил, мы неважно себя чувствуем, так как страдаем от морской болезни.
Всё утро мы валяемся на койках, изнывая от жары и односложно ругая их неудобность. Я начал читать автобиографию Чарли Чаплина. Он рассказывает о своём детстве в Лондоне, когда он был вечно голоден и питался лишь бульоном из рыбьих голов, единственное что могла достать его мама…я же чувствую тошноту и даже от мысли о еде меня мутит.
Наконец Лиззи, сделав над собой усилие, шарит по шкафчикам и извлекает пиалушку с остатками рисового салата, который мы приготовили ещё вчера перед выходом. Но вкус у риса прогорклый и ситуация только ухудшается. Мы отказываемся от идеи поесть и молча лежим, каждый на своём месте, периодически выходя по очереди наружу, проверить паруса и глянуть на море.
Море вокруг нас огромно. После недавнего судна мы не встретили больше никого. И я уверен, что с каждой милей, удаляясь от Красного моря, можно не бояться других встреч. В остальном всё спокойно, ветер остаётся стабильным, около пятнадцати узлов, волны большие, но регулярные. Утром мы отдали рифы и теперь нет необходимости трогать паруса или такелаж, лодка сама продолжает свой бег по волнам.
18.00. Меня всё ещё мутит, но Лиззи чувствует себя намного лучше. Собравшись с силами она принимается разжигать примус, чтобы отварить картошки с луком. Наливает спирта в горелку, но что то не так с горючим, примус не разжигается и запах паров спирта и керосина заставляет сжиматься мой желудок. Однако, позднее от кастрюли начинает доноситься более приятный запах и через пол часа мы садимся ужинать в кокпите. Уже стемнело, небо наполовину звёздное наполовину облачное. Лодка бесконечно поднимается и опускается на волнах и вокруг нас море. Может быть от того, что я не ел уже больше двадцати четырёх часов, но вкус варёной картошки мне показался самым лучшим в мире. Он возвращает меня к жизни, я даже начинаю смутно осознавать грандиозность того, что нас окружает.
Банка с солью упала со стола и катается вперёд — назад по сланям, в такт качке.
— Подними её. — говорит Лиззи.
— Подними ты. Боюсь выблевать картошку. — я бросаюсь на койку. До Мальдив ещё 1146 миль. Целая бесконечность.
День второй
Морская болезнь прошла, хотя волнение по-прежнему сильное. Сегодня ночью, около трёх часов, ветер усилился. Мы не взяли рифы, надеясь, что усиление кратковременное.
Действительно, на рассвете немного утихло, но волны остаются большими и длинными, и нам придётся привыкать к ним, думаю такими они и будут на протяжении всего перехода.
Мы больше не видели других огней или лодок, но, в компенсацию, летучая рыба приземлилась на палубе, отчаянно трепеща крыльями, пытаясь вернуться в море. Она длинной с сардину, покрыта переливающимися чешуйками, прозрачные крылья почти такой же длинны как сама рыбка. Я хотел спасти её, но пока мы искали куда она забилась между якорными лебёдками и клюзами на корме, сломалось одно крыло. Я всё равно бросил её в воду. Конечно, не выживет, но хоть послужит пищей другим рыбам.
12.00. Наши координаты 11°51' северной широты, 57°40' восточной долготы. До Мальдив остаётся 1064 мили.
18.00 Большие облака на горизонте. Ветер поворачивает на юг: плохой признак. Берём две полки рифов на гроте и одну на бизани, меняем геную на стаксель 1, это самый маленький, он из более прочной парусины. Через час работы всё готово к встрече грозы, которая уже приближается угрожающе сверкая молниями. Так как паруса уменьшены, делать больше нечего а снаружи непроглядная тьма, мы скрываемся в каюте на своих койках. Периодически выходим осмотреться.
22.00. Гроза прекратилась, не нанеся никакого ущерба. Установилась непонятная погода, ветер постоянно меняет силу и направление. Нужно бы снова прибавить парусов и провести всю ночь регулируя паруса и рулевое устройство в соответствии с изменениями ветра. Но на это нет никакой воли и мы остаёмся на койках, хоть так и пройдём гораздо меньшее расстояние и даже, возможно, не в том направлении.
На небе уже виден Южный крест, а Полярная звезда, уже на Сокотре казавшаяся очень низкой, с каждым днём становится всё ближе к горизонту.
День третий
Прозрачный рассвет и небо ярких цветов, яркое солнце восходит из за горизонта. В 9.00 остаётся 961 миля до Мальдив. Значит за вчерашний день мы прошли всего 103 мили.
Причина в переменном ветре этой ночью и нашей лени. Но это не важно. Прекрасное утро и солнце служат нам утешением.
Так как сегодня воскресенье, Лиззи предлагает отпраздновать его оладушками, и я, в первый раз с начала нашего плавания, встаю к плите. Плескаю полужидкое тесто из яиц и муки на сковородку и держась покрепче за поручень слежу за процессом жарки и за эффектом, который оказывают волны на раскалённое масло в сковородке. Оно угрожающе раскачивается, но редко поднимается до края. Однако я держу руку на ручке сковороды, готовый в любой момент предотвратить его выплёскивание. Пол часа жарки в тесноте камбуза и ко мне почти вернулась тошнота, но блюдо румяных оладушков готово.