Едим в кокпите под палящим солнцем в окружении самого прекрасного в мире пейзажа: бесконечная голубая ширь усеянная белыми гребешками. И оладушки очень хороши.
Вторую половину дня проводим на палубе в тени парусов. С течением времени тень перемещается: сначала она в кокпите, потом в середине лодки, потом на носу. К закату мы сместились на самый нос, но это уже не так важно, солнце уже не жжёт а ласкает наши лица золотыми лучами.
Ветер держится умеренный и лодка идёт очень хорошо.
— Если бы всегда было так… — говорит Лиззи.
— Не питай больших надежд. Пока нам очень везёт.
Действительно, ещё до наступления ночи небо затягивает тучами и ветер крепчает.
22.00. Берём рифы на гроте и бизани и ставим стаксель 1.
23.00. Мелкий дождь и порывы ветра. Тревога на борту. Резкий свист, доносящийся снаружи, сопровождаемый прерывистым треском, подбрасывает нас с коек. Я ожидал чего то страшного, но, выскочив в кокпит под дождь, обнаружил что треск исходит от рыболовной катушки, закреплённой на кормовом релинге. Уже два дня, как мы бросили леску в воду и забыли и вот теперь должно быть что-то попалось. Темно и ничего не видно, но я бросаюсь к катушке, зажать тормоз, в то время как Лиззи, достав фонарь, освещает вдалеке за кормой что-то веретенообразное, что подпрыгивает и падает в воду.
— Это рыба! Огромная! — кричит она.
— Да ладно. Ночью это невозможно.
— Я тебе говорю. Я видела, как она прыгала.
Леска сильно натянута и наматывается с трудом, бросаю катушку и тяну леску руками, скидывая её беспорядочно в кокпите. Я начал было голыми руками, но вскоре, чтобы не порезать руки натянутым как струна нейлоном, пришлось одеть рабочие перчатки, которые Лиззи откопала в рундуке. Десять минут, и веретенообразное тело рыбины появляется из тёмной воды. Широким взмахом руки поднимаю её и бросаю в кокпит. Луч фонаря освещает светлые вертикальные полосы на длинном тёмном теле. Пасть полна зубов, огромный чёрный глаз смотрит угрожающе.
— Это же барракуда. Вот не везёт!
Из всех возможных, барракуда худшая добыча. Её мясо волокнистое и безвкусное, а сама рыба невероятно живучая и может часами биться пока умрёт, выделяя при этом отвратительную слизь, из за которой весь кокпит становится скользким и липким. И потом, ночью, при большом волнении и дожде любая рыба длинной больше метра это только лишние хлопоты. У кого сейчас возникнет желание чистить её, мыть, разделывать, не говоря уже о готовке.
— Мы можем её отпустить — предлагает Лиззи.
— Да, но как вытащить крючок?
Рыба прыгает и бьётся, хлещет хвостом и вибрирует, как бешенная. Мы на расстоянии наблюдаем в свете фонаря её пасть усеянную острыми зубами и думаем, как извлечь крючок не изувечившись.
— Придётся ждать пока сдохнет. — заключаю я.
— Смотри, она сама освободилась. — замечает Лиззи. От бесконечных прыжков крючок выпал и нам теперь остаётся найти способ выбросить чудовище в море не поранившись.
Я обхожу его на безопасном расстоянии по банке кокпита, хватаю за скользкий хвост и бросаю обратно в море. Барракуда исчезает со всплеском, даже не поблагодарив.
— Ты подумай, в рыбном магазине в Милане такая рыба стоила бы состояние.
Нам осталось только распутать леску и смотать её на катушку, вымыть с мылом скользкий кокпит и возобновить несение вахт. Дождь прекратился, но небо по прежнему затянуто и не видно ни одной звезды.
День четвёртый
11.30. Сегодня утром ветер дунул сильно, застав нас врасплох.
Погода начала портиться на рассвете: небо чёрное и покрыто тучами, сильный ветер, то начинающийся, то прекращающийся дождь. Волны более трёх метров. Мы сразу уменьшили парусность, взяли три ряда рифов на гроте и два на бизани и теперь сидим внутри, слушая вой ветра, шум дождя и плеск волн. Я начинаю готовить завтрак, как вдруг неожиданный резкий крен заставляет нас бросить всё и выскочить в кокпит. Хлещет сильнейший дождь, ветер, водяная пыль.
— Уберём грот. — кричу я. Лиззи кидается к фалам, я отключаю ветровой рулевой и становлюсь на руль. Лиззи у мачты изо всех сил тянет грот вниз, но он идёт с большим трудом. Я могу только оставаться на руле, стараясь держать нос против ветра, чтобы обезветрить паруса и облегчить Лиззи её усилия. Медленно грот ползёт вниз, но ветер дует с такой силой, что когда Лиззи пытается закрепить его, взбешенная парусина хлещет её по лицу и глазам. Но даже с убранным гротом мы продолжаем нестись как сумасшедшие, к тому же лодка стала сильно приводиться и теперь очень трудно держать её на курсе. Нужно бы пойти на нос и убрать один парус, хотя бы стаксель, но я не осмеливаюсь даже предложить это и просто продолжаю держать рвущийся из рук руль под дождём, который хлещет меня по спине. На мне ничего нет и я дрожу от холода. Но самое плохое продолжается не больше двадцати минут. Потом ветровой рулевой снова в состоянии держать курс и мы возвращаемся в каюту греться.
16.00. Через восемь часов такого сильного ветра первый стаксель не выдержал, расползся по шву. Потихоньку, потихоньку пробираемся на нос среди волн и брызг, убираем его и продолжаем идти под бизанью кливером и триселем, но и так делаем шесть узлов и о увеличении парусности не приходится думать, так как ветер продолжает усиливаться. Море белое от дождя и пенных гребней и в пятидесяти метрах уже ничего не видно.
19.00. Катаклизм не хочет заканчиваться. Мы сидим закрывшись в каюте. Видимости никакой, каждые двадцать минут передаём в эфир сообщение, с указанием наших координат и скорости. Если поблизости были бы суда, это их насторожило бы, привлекло внимание. Но никто не отвечает. Так лучше.
Сегодня я забыл нанести на карту наши координаты. Но что изменится, если мы будем знать, что до Мальдив осталось 870 миль вместо 850? Мы просто находимся посреди океана и расстояние, которое отделяет нас от берега, огромно.
День пятый
5.00. Ветер немного ослаб. Волны, однако, остаются большими и огромные гребни забираются на палубу. Поднимаем стаксель 2, чтобы увеличить скорость и быстрей убежать от непогоды. Завтракаем кофе с молоком и печеньем стоя, иначе рискуем перевернуть чашки.
Волны превышают четыре метра, я замерил их поднимаясь на мачту до точки пока гребни выровнялись с горизонтом. Но несмотря ни на что, море не кажется мне опасным, хотя и доставляет множество неудобств и каждое движение даётся нам с трудом.
С другой стороны, ещё до выхода мы знали, что так оно и будет. Летний юго-западный муссон очень капризный ветер, влажный, с грозами и шквалами. Если бы была зима, то дул бы северо-восточный муссон, более сухой и мягкий, но встречный и продвигаться вперёд было бы невозможно.
19.00. Погода не меняется весь день. Большие волны, сильный ветер и мы летим со скоростью шесть — восемь узлов под штормовыми парусами. Не остаётся ничего другого, как терпеть и возобновить несение вахт. Сегодня опять забыл нанести координаты на карту.
Вернее не забыл, а постоянно откладывал, но завтра точно сделаю.
— Спокойной ночи, Лиззи.
— Спокойной ночи, Карло.
10. Ночные мысли
Только что минуло полночь. Не знаю почему, но сегодня вечером я смертельно устала.
Ужасно хочется спать и даже страшно подумать, что до конца вахты ещё целых два часа.
Обычно во время ночных вахт я сижу в каюте и читаю. Каждые четверть часа выхожу на палубу осмотреться, лодка же идёт сама, управляемая авторулевым. Оглядываю море, на предмет маловероятных здесь огней судов, и, самое главное, смотрю на небо, нет ли признаков надвигающейся грозы. Моя задача — изменить курс, если будут другие суда поблизости или уменьшить парусность, если ветер вдруг надумает усилиться. Но сегодня слишком сильно хочется спать. Если я останусь в каюте читать, то обязательно засну.