У нас с Сергеем вскоре установились дружеские отношения, и мы нередко заглядывали друг к другу в каюты — поделиться мыслями, а то и просто поговорить. Бывало, Баляскин, не стесняясь, прямо говорил мне о моих промахах и даже ошибках. Кто их не совершает, особенно на первых порах командования?! Однако кому приятно слышать о них?! Видя мою реакцию, Баляскин высказывал все, что нужно, и уходил к себе в каюту. А потом через час-другой заходил снова и приветливо говорил:
— Ну как, командир, остыл? Пойдем в кают-компанию, поговорим. Там уже вестовые по твоему рецепту чаек заварили.
Кипишь-перекипишь, бывало, и задумаешься. Конечно, обидно: за чем-то недосмотрел, кого-то зря взгрел чуть ли не на полную катушку. А можно было просто сделать замечание человеку, втолковать… Выходит, прав замполит, и уж совсем хорошо, что прямо в глаза сказал!
Другой раз я к нему заходил и выкладывал свое мнение не менее откровенно. Так и пошло. Коли что трудное появлялось или хорошее — всегда обо всем говорили друг другу без обиняков. Бывало, и попетушимся оба, но всегда поймем друг друга и постараемся помочь. Так рождалось настоящее товарищество.
Перешли мы для отработки организационных задач в самую красивую на острове Русском бухту Новик.
На боевых постах идут тренировки с учебными минами, а орудийные расчеты занимаются на станке заряжания и на приборе Крылова.
День чудесный. Туман еще не закрыл зеленых лесов на окрестных сопках и на вершине горы Русской. С корабля видно даже разнотравье, удивительно крупные яркие цветы, покрывающие все поляны и каким-то чудом забравшиеся на островерхие камни. На мелководье в затаенных местах плавают утки — «морские курочки».
Тишина такая, что с берега — а до него метров шестьсот, не менее человеческие голоса слышны.
На корабле шум лебедок, поднимающих в клетях мины из погребов. Мины расположены в десять ярусов, и машинисту на паровой лебедке надо не ошибиться — попасть на нужный ярус. Сделать это непросто, так как никакой сигнализации нет. Перед машинистом только барабан лебедки, на котором то наматывается, то разматывается трос.
За тренировками на боевых постах удобнее всего наблюдать с верхнего мостика: видна вся палуба корабля. Все идет нормально. Флотский народ трудится с усердием. И вдруг поломка. Молодой машинист на полной скорости поднимал клеть и не уменьшил скорости, когда клеть подходила к стопорам. В результате стопор согнул подъемник. Досадно — еще не успели начать плавать, а погреб уже вышел из строя.
— Вахтенный! Углицкого и Башкирцева мигом вызвать наверх ко второму минному погребу! — командует старший помощник.
В те времена на минных заградителях телефонная связь командирского мостика была только с артиллерийскими орудиями, а также с кормой, где по боевой тревоге находилось место командира минной части.
Прибежавшие из машинного отделения Углицкий и Башкирцев опять проявили себя с самой лучшей стороны. Они быстро смекнули, в чем дело, и предложили усилить крепление обоймы стопора болтами, а лучший минер главный старшина Коваленко нашел в минной кладовой новый штырь.
К вечеру поломку исправили. Устроили комсомольскую «летучку», на которой состоялся серьезный разговор с виновниками. Решили срочно покрасить марки на тросах подъемников в белый цвет и поставить на грузовых мачтах затемненные синие лампы, чтобы лебедочник мог лучше видеть работающий трос, пришли также к выводу, что надо больше тренироваться ночью. Все эти дельные предложения исходили от комсомольцев и были в скором времени осуществлены.
Для тренировки наводчиков флагманский артиллерист бригады Артем Брезинский передал нам прибор Крылова, а вот дальномерщикам явно не повезло: дальномер новенький, да тренироваться приходилось все по неподвижным, береговым, целям. Дня не проходило, чтобы корабельный артиллерист Москалев не просил дать возможность потренироваться по морской, движущейся, цели…
Беспокойство артиллериста было понятным: 6 каких выходах в море может идти речь, пока корабль не сдаст всех организационных задач! Без этого нам не дадут разрешения поднять вымпел, а значит, и быть зачисленными в плавающий состав.
Обидно: все корабли плавают, а мы находимся только в пределах бухты Новик. Есть только один выход — нажать и побыстрее сдать организационные задачи.
Решили: соберем команду и выложим начистоту все — коли хотите плавать и догнать тех, кто на два года раньше вступил в строй, тогда кровь из носу, а задачи надо сдать через две недели.
Так и сделали. Собрание прошло интересно, а нам с замполитом принесло большую пользу.
На собраниях, которые проводил Баляскин, обычно не велось никаких протоколов, и, пожалуй, самое главное, что их характеризовало, — это предельная искренность. Вот и на этот раз все были едины во мнении: «Томск» и «Эривань» догнать!
Наконец настал долгожданный час. Организационные задачи принимал у нас штаб бригады во главе с Басистым. Сдали все без натяжек. По лицу Николая Ефремовича я видел, что он доволен.
Вскоре пришел и приказ. Мы подняли вымпел. Это означало, что «Теодор Нетте» вступил в строй боевых кораблей. В это же время вошла в строй и «Астрахань». Все-таки оказалось, что обогнать Марина, который теперь командовал «Астраханью», совсем нелегко! А уж в управлении маневрами корабля, особенно при швартовках, лучше его не было…
Так, у теодоровцев продолжалось негласное соревнование с астраханцами.
По минной части, которой у нас командовал очень толковый минный специалист и командир Пехарев, наши дола обстояли несколько лучше, чем у астраханцев, за исключением одного — выборки и подъема из воды поставленных мин. Как мы ни старались, а нередко «Астрахань» — хоть на две-три минуты! выбирала свои мины раньше нас.
По решению комбрига Васильева минные постановки первоначально мы отрабатывали вместе. О том, что эту задачу у нас будет принимать комбриг, мы знали. К ней усиленно готовились.
Сорок учебных мин, контрольных пеньковых концов (для определения фактической глубины, на которую стала мина) с металлическими буйками, похожими на каравай хлеба, за что их называли «хлебчики», вешки, необходимые для обозначения места фактической постановки мин, а также все нужное для выборки мин из воды — все тщательно проверено и готово к использованию…
Стоим в бухте на рейде. Раннее утро. Как говорится, солнышко еще не проснулось. Я вышел из каюты на верхнюю палубу и вижу: на флагманском корабле подняты паши позывные и еще какие-то сигнальные флаги.
— Сигнальщик, что за сигналы на «Томске»?
— Позывные наши и «Астрахани» и сигнал «Командиру срочно прибыть к флагману».
Только мы успели отвалить от трапа, как смотрим: и от «Астрахани» шлюпка тоже отошла. Тут уж гребцов и подгонять не нужно. Сами жмут что есть духу. К трапу «Томска» подгребаем чуть впереди, но есть на флоте неписаное правило вежливости: младший уступает дорогу старшему. А Марин и годами старше меня, да и командиром минзага стал на два года раньше.
На «Томске» начштаба бригады вручил командирам кораблей по секретному пакету с широкой красной полосой, пересекающей его по диагонали. И добавил:
— Готовить корабли к выходу экстренно. Все остальное узнаете, когда прочитаете документ сегодняшнего учения. Комбриг пойдет на «Астрахани», а на «Теодоре» на учении будут представители штаба бригады. Ясно?
Вот так дела… Выходит, не успели мы взять в руки пакеты, как учение уже началось, и время будет учитываться с точностью хронометра.
— Товарищ Андреев, с вами на вашей шлюпке пойдут флагманский артиллерист Брезинский и механик «Томска» Пинчук.
Пока я выслушивал указания начальника штаба, шлюпка Марина уже отвалила. Попробуй теперь нагони ушедшее время! Наконец все представители собрались, и наша шлюпка тоже отвалила.
— Ребята! Началось зачетное учение. Дорога каждая секунда, жмите, чтобы весла гнулись!..
Видывал я много гребных гонок, сам в них участвовал, призы брал, но чтоб с такой скоростью шла шлюпка, видеть еще не приходилось.
Не успела шлюпка подойти к трапу «Теодора», как я, не выдержав, кричу: