— Одна маленькая рысь, — ответил Легран. — И еще антилопа. Но мы не так уж много охотились.
— Да, — подхватил Анри, — стреляли только с дороги, так что поневоле поднимали чертову прорву пыли, а дичь, она ведь тоже не дура…
— Да, это уж точно, — согласился бармен.
— Четыреста километров дороги, — продолжил Легран. — Нет, Анри, что ни говори, а ты, правда, был на высоте. Знаете, самое трудное — это терпение. Сорок километров в час, и так целых четыреста километров, это какое же нужно терпение, просто не жизнь, а сплошное испытание на прочность.
— А где его не надо? — вставила Анна, явно начиная проявлять к этому разговору все больше и больше интереса.
— Чего-чего? — уставившись на нее, переспросил Анри.
— Я говорю, где его не надо, терпения, — пояснила Анна.
— Мадам разочарована в жизни? — галантно поинтересовался Легран.
— Вот уж попал пальцем в небо! — фыркнул Эпаминондас, который уже допивал третью порцию виски.
— Полное забвение, — пояснил Анри, — вот так завязнешь где-нибудь в джунглях, и все, жди, пока кто-нибудь из дружков придет на помощь…
— Даже подумать страшно, — вздохнула Анна.
— Чего ж тут страшного? — подозрительно переспросил Легран.
— Просто подумала, что вы могли не добраться сюда, — продолжила Анна, — и не пить вот так с нами вместе виски.
Легран начал было поглядывать на нее с явным неодобрением. Но Анри сделал ему знак, чтобы тот не заводился. Анна улыбалась приветливо и очень доброжелательно.
— Вы парижанка, — проговорил он, — сразу видно, им палец в рот не клади.
— Похоже, — вставил Эпаминондас, он тоже явно начинал заводиться, — что жизнь и вправду сплошная проверка на прочность.
— Ты тоже так считаешь? — спросил я Анну.
— Так говорят, — едва слышно ответила она.
— Когда я мочился, — сообщил Анри, — сразу поднималось целое облако пыли. Такое впечатление, будто пылью мочишься, — добавил он, обращаясь к бармену.
— А я, — отозвался бармен, — вот уже восемь лет, как я здесь, и все мечтаю хоть разок пописать на лед.
— Кому вы это говорите! — поддержал Анри. — Такой твердый ледок, и чтобы даже не потрескался, это же просто мечта. Сорок три градуса в Туатане. Так что насчет льда там и думать нечего.
— А вот я лично, — возразил Легран, — всегда больше любил жару, чем холод. Правда, тут этого добра хоть отбавляй, это уж точно, но я все равно предпочитаю жару.
— Да, забавно, — кивнул бармен.
— Ну, уж нет, — возразил Анри, — с меня хватит, раньше-то я тоже так думал, но теперь нажарился до отвала.
— Господи, чего бы я только не отдал, чтобы помочиться на лед, — повторил бармен.
— Это все только одни разговоры, — заметил Эпаминондас, — а потом, как и со всем остальным, стоит только поиметь — и ничего такого особенного…
— Можешь говорить что хочешь, — продолжил Анри, — но ледниковый период — это тоже, надо полагать, не очень-то веселая картинка…
— Свидетелей не было, — зевая, ответил бармен, — так что и судить некому…
— А вы уверены, что так уж никого и не было? — вдруг заинтересовавшись, переспросил Эпаминондас.
— Наверное, все-таки были же хоть какие-то звери, — предположила Анна.
— А если были звери, значит, можно считать, что кто-то был? — удивился Анри.
— Не думаю, — возразил я, — по-моему, их тоже не было.
— Ну, не может же быть, — усомнилась Анна, — чтобы вовсе никого, хотя бы совсем-совсем крошечные, — как-то очень по-детски добавила она.
— Да нет, не думаю.
— Скажи, а вот ты, ты видел когда-нибудь Ледовитый океан? — спросил Анри у Леграна.
— А как же, — ответил Легран. — В тридцать шестом. Хорошие были времена. Самое удивительное, что на нем были волны, будто оно все вдруг взяло и замерзло в один присест.
— А ты уверен, что совсем-совсем ничего не было? — спросила меня Анна. — Даже куду?
— Да что вы, — проговорил Анри, — в ледниковый период вся земля была как Ледовитый океан.
— Но ведь подо льдом-то должны же были оставаться какие-то совсем крошечные зверьки, они просто ждали, пока все это растает.
— Хочется верить, — поддержал я. — А потом, если разобраться, кто знает? Может, тогда уже вообще все было.
— Да нет, быть того не может, чтобы уж совсем ничего, — как-то решительно заявил Эпаминондас. — Ведь, в таком случае, как, интересно, объяснить, откуда все вдруг потом появилось, да еще столько всякого разного?
— Забавно, — заметил бармен, — стоит термометру добраться до сорока в тени, как тут же начинаются разговоры про ледниковый период.
— А правда, — проговорила Анна, — как же тогда объяснить, откуда появилось все, что есть сейчас?
И улыбнулась мне.
— Да помолчи ты, — прошептал я ей. — Ты что, всегда так заводишься?
— Если ты до сих пор еще не заметил, — с издевкой заметил Эпаминондас, — хотел бы я знать, какие тебе еще нужны доказательства…
— Но это даже представить себе невозможно, — ужаснулась Анна. — Скажи, ну как такое можно стерпеть?
— Все терпят, — ответил я. — И не такое еще. Знала бы ты, какие муки приходится терпеть мне…
— Послушайте, — возмутился Эпаминондас, — если вы и дальше будете заниматься ерундой, интересно, кто будет заниматься делом?
— Тебе что, нехорошо? — спросил Анри у Леграна.
Легран стоял, полузакрыв глаза, будто в каком-то трансе.
— Погоди, — пробормотал Легран.
— Похоже, с ним что-то неладно, — заметил бармен.
— Ну, что с тобой? — встревоженно поинтересовался Анри. — Родишь ты наконец или нет?
— Погоди, погоди, — отмахнулся его приятель.
— Если он собирается упасть в обморок, — посоветовала Анна, — лучше было бы забрать у него из рук стакан.
— Хрящеры! — завопил вдруг Легран. — Никак не мог вспомнить!
— И часто на него такое находит? — спросила Анна.
— В ледниковый период здесь водились хрящеры, — в полном упоении повторил Легран.
— Он такой, — пояснил всем присутствующим Анри, — на вид вроде парень как парень, простой и все такое, а на самом деле голова. Это вам не какой-нибудь придурок.
— Вот видишь, — продолжал свое Легран, — я знал, что чем-то похоже на хрящи, вот и вспомнил.
— Если вы знали, что с ним такое случается, — обратилась Анна к Анри, — могли бы и предупредить.
— Терпеть не могу, — пояснил Легран, — когда не удается вспомнить какое-нибудь слово. Так вот, в ледниковый период земля была населена хрящерами.
— Понял, — обратилась ко мне Анна, — значит, все-таки что-то было.
— Только, если уж на то пошло, по-моему, они назывались не хрящеры, а ящеры, — уточнил я.
— Мне тоже так кажется, — подтвердил бармен. — Это все хрящи, из-за них вся путаница. Хотя вообще-то, честно говоря, не вижу большой разницы.
— Ладно, ящеры так ящеры, — немного смущенный, согласился Легран.
— Ну так что? — не унималась Анна. — Все-таки были они или не были?
— Понятия не имею, — чуть слышно признался я ей.
— А вот я уверен, что ящеры были еще раньше, — вдруг тоном, не терпящим возражений, изрек Эпаминондас.
— Интересно, почему это мы должны верить вам на слово, — с достоинством возразил Легран. — Вот ты, к примеру, ты ведь знал это, правда? — обратился он за поддержкой к Анри.
— По правде говоря, — ответил Анри, — если уж тогда не было ничего, кроме льда, то что, спрашивается, они могли положить себе на зуб, эти твои ящеры…
— А эти ящеры, они большие? — спросила меня Анна.
— Очень, большие-пребольшие, — пояснил я, — немного похожи на крокодилов.
— Если уж речь зашла о жратве, — снова заговорил Легран, — то тут можно ко всему привыкнуть, кто же этого не знает. Если нет ничего, кроме льда, приходится жрать лед, вот и все дела.
— Раз уж эти ящеры были такие огромные, — заметила Анна, — то вряд ли они бы там выжили, и все-таки, наверное, были же тогда какие-нибудь совсем-совсем крошечные зверюшки…
— Пусть так, кому это мешает, — согласился бармен. — А вот мне, мне больше всего на свете хотелось бы хоть разок пописать на лед.