Человек родился в маленьком городке. Его родители умерли, когда он был еще маленьким ребенком. Человек этот попадает на море, становится взрослым не по возрасту, в двадцать лет чувствует себя тридцатилетним, вымахал как косая сажень, огромная масса плоти и костей, светловолосый, его любят женщины. И все женщины, которых он встречал, одинаковы. Во всем мире.
"Что, матросик, одинок?" Всего три слова, словно пароль. Матросы всегда желанны, если у них есть деньги. Все равно какие – шиллинги, песо, франки...
А иногда и бесплатно. Достаточно всего нескольких шутливых слов. Пару глотков рома. Несколько нежных слов. Но такое можно позволить себе только с замужними дамочками, которые обманывают своего бедного любящего дурачка-супруга.
И все это время человек считает, что любовь должна иметь и обратную сторону. С этими думами человек ночами стоит на вахте и думает, думает, думает... Годами думает. Бороздя все моря света...
Ведь должна же быть где-то женщина – чистая, непорочная женщина, мать твоих детей. И ее любовь погасит грехи этого человека, сделает его чистым, как и она сама. Неважно, где она живет, – на ферме или в городе. Она может быть и хозяйкой мотеля на автостраде. Все это неважно. Важно лишь одно: что вы будете вместе.
И вот ты встретишь ее, женщину твоих грез. Встретишь, правда, при неблагоприятных условиях, но ты все равно сразу же ее узнаешь, с первого взгляда. Наконец-то ты прибываешь в родную гавань. Ты женишься на той женщине, о которой мечтал всю жизнь. Теперь она принадлежит тебе, принадлежит на всю жизнь.
А потом в ее глазах появляется этот странный блеск. А когда она лежит в твоих объятиях, то пытается симулировать страсть. Разумеется, ты начинаешь задавать себе вопросы.
Кто в этом виноват? Твоя собственная грязная фантазия? Или она?
Корлисс продолжала всхлипывать.
– Я что-нибудь сказала или сделала не так, дорогой? И ты обиделся?
Я с трудом дышал. Действие рома, казалось, перешло и на кровать, ибо она тоже начала клониться вперед.
– Нет, – солгал я. – Что ты, конечно, нет!
Она тесно прижалась ко мне.
– Значит, это из-за Джерри? Из-за того, как он поступил со мной?
– Нет.
Моя правая рука лежала на ее бедре. Какое-то время она продолжала теребить мои пальцы.
– Ты уже больше не считаешь меня хорошенькой?
Я оперся на локти.
– О, боже ты мой, Корлисс, прошу тебя, не надо! Ты же знаешь, что я от тебя...
– Тогда докажи это! – сразу потребовала она, и ее губы потянулись к моим. – Докажи, что ты меня любишь, Швед! Или ты слишком пьян для этого?
– Для такого дела я никогда не бываю пьян, – похвастался я.
Стены бунгало, казалось, ушли куда-то назад. Мы снова лежали на утесе и к нам снова вернулось очарование той ночи. Она уже не упрекала меня в чем-либо, она лежала подо мной и упивалась любовью, дрожа всем своим телом и издавая тихие стоны – точно так же, как и в первый раз.
И неудивительно. Я только что снова убил человека ради нее, человека, которым я надеялся стать, когда сказал Гаити "прощай" и купил билет на автобус. Я любил ее. Я никогда уже больше не полюблю никакую другую женщину – во всяком случае так, как люблю сейчас Корлисс. С этого момента на свете существовали только двое – Корлисс и Швед.
И мне не нужно было открывать глаза. Я уже знал обо всем, хотя она и ездила в зеленом "кадиллаке", хотя ей и принадлежал мотель для туристов стоимостью двести тысяч. Даже если бы ей принадлежала вся автострада, это ничего бы не изменило.
Моя единственная возлюбленная была просто потаскушкой высокого класса.
13
На следующий день в два часа шериф Купер появился снова, в сопровождении Харриса и еще одного человека, которого я не знал.
– Добрый день, моряк! – приветствовал меня Купер.
И приложил руку к головному убору.
– Добрый день! Только не рассказывайте мне, что у Корано рецидив.
– Нет, не буду. Я и пришел сюда не ради него, – заметил Купер.
Уэлли приглушил радио, стоявшее позади бара. Тишина как-то неприятно подействовала на мой слух.
Купер сдвинул свой белый "стетсон" на затылок, а потом вообще снял его и провел платком по влажной от пота кожаной ленточке.
– Да, не ради него, – повторил он. – Как я говорил вам вчера, вас, вероятно, даже не вызовут в суд по поводу этой драки. Или вы были вчера слишком пьяны, чтобы помнить все, что я вам говорил, Нельсон?
– Я все хорошо помню, – отпарировал я.
– Поэтому-то я и удивился, увидев вас снова здесь.
В баре нас было всего пять человек. Харрис взобрался на табурет напротив меня.
– Да, Корано чувствует себя великолепно. Сейчас нас больше интересует Волкович.
Я сделал вид, будто не понимаю.
– Волкович?
– Вы что, забыли о нем?
Я взглянул на шерифа.
– Ах да! Вы имеете в виду Джерри, бармена из "Бичкомбара". Что, он уже вышел на работу? И он подтвердил вам слова фермера из Авокадо?
Шериф снова надел свою шляпу.
– Нет.
– Что значит нет? Или он еще не вышел, или не подтвердил показания фермера?
– Ни то ни другое, – ответил Харрис. – Дело в том, что он умер.
Мне удалось сделать так, что мы с Уэлли спросили одновременно:
– Умер?
Купер кивнул.
– Во всяком случае, мы так полагаем. Уже два дня он считался пропавшим. А сегодня два рыбака нашли то, что осталось от его машины. У подножия скалы, приблизительно милях в десяти отсюда.
– Вот это да! – вымолвил я.
Уэлли сокрушенно покачал головой.
– Я подозревал нечто подобное.
Человек, который появился вместе с шерифом и Харрисом, положил локти на стойку.
– Что вы хотите этим сказать?
Уэлли объяснил:
– Просто я видел его состояние, когда он недавно был здесь. Я просматривал бухгалтерские книги с мисс Мейсон – простите, я хотел сказать: с миссис Нельсон. Понимаете? И когда я в минут десять или пятнадцать второго возвращался обратно в бар, миссис Мик как раз в ярости набрасывалась на Волковича, который был совершенно пьян и не давал ей закрыть бар.
– Как вас зовут? – поинтересовался человек.
– Уэлли. Уэлли Коннорс. А что?
– Скажем просто: меня это интересует. Вы находились под арестом, Коннорс?
Уэлли обиделся.
– Нет, сэр. И, кроме того, у меня хорошие отношения с профсоюзами. – С этими словами он сунул человеку под нос свой профсоюзный билет.
Но на того факт, казалось, не произвел ни малейшего впечатления.
– Давайте лучше вернемся к Волковичу. Как вы пришли к мысли о том, что с ним может что-нибудь случиться?
– Я же вам уже сказал, – простонал Уэлли. – Потому что он был вдрызг пьян. Я, помню, сказал себе: "Уэлли, если такой человек сядет за руль..."
– А я считал, что закон штата запрещает вам продавать пьяным спиртные напитки!
– А мы этого и не делаем. Как только я увидел, в каком он состоянии, я сразу же сделал выговор миссис Мик. Но она сказала, что она давала ему только три порции и считает, что он что-то добавил в напитки.
– А как вел себя Волкович, когда появились вы, Коннорс?
Уэлли оперся своими одутловатыми пальцами о стойку.
– Откровенно говоря, не как джентльмен.
– Что вы имеете в виду?
– Он делал миссис Мик грязные предложения, – доверительно сообщил Уэлли. – Предлагал деньги, если она пойдет с ним в машину.
Теперь вся картина была мне гораздо более ясной. Волкович, получив отпор от Мэмми, перенос свои домогательства на Корлисс. Я был рад, что избавился от этого негодяя.
А Уэлли возмущенным тоном продолжал рассказывать:
– Я ему любезно сказал, что сейчас уже начало третьего и что бар закрывается. Тогда он отстал от миссис Мик и набросился на меня с бранью. – Уэлли распалился еще больше. – И ругался он не только по-английски, но и по-польски и еще на каком-то!