— А если бы она принадлежала тебе, — полюбопытствовал Каллий, — и корчилась бы перед тобой в цепях, страдала в муках рабских огней, умоляя о внимании, обычно даруемом рабыне, Ты оказал бы ей милосердие?
— Возможно, — кивнул я, — если бы она хорошо попросила.
— Понимаю, — улыбнулся мой собеседник.
— Господин, — тут же окликнула его Альциноя, просительно глядя на него снизу, — я тоже страдаю от потребностей!
— Встань на колени, — бросил он.
— Да, Господин, — отозвалась девушка.
— Постельные принадлежности там, — сообщил я, указывая на противоположную сторону комнаты. — В том шкафчике Ты найдешь ка-ла-на и еду. А я побежал в «Морской Слин»!
— Не стоит, — сказал Каллий, остановив меня у самой двери.
— Ты хочешь посоветовать мне дождаться утра? — осведомился я.
Конечно, в пользу такого решения можно было бы привести немало веских доводов.
— Нет, — покачал он головой.
— Или Ты предлагаешь мне немного подождать, — предположил я, — чтобы сопровождать меня при оружии? Я был бы тебе благодарен за такое разумное решение, но в этом нет необходимости. Полагаю, на улицах должны быть стражники. К тому же я буду держаться широких и лучше освещенных улиц.
— Не в этом дело, — сказал Каллий.
— Что-то я тебя не понимаю, — признался я.
— Слишком поздно, — вздохнул мой товарищ.
— Я не понимаю, к чему Ты ведешь, — повторил я.
— Просто после того, как я покинул склад, я заглянул в «Морской Слин», — сообщил он. — Собственно, там я и поужинал.
— И что? — спросил я, с затаенным страхом.
— Рабыни, которую, как я предполагаю, Ты имеешь в виду, — продолжил косианец, — стройной брюнетки, слушавшей историю о моем путешествии в желтом камиске и колокольчиках на лодыжке, там больше нет.
— Как нет! — воскликнул я.
— Я предположил, что это именно та рабыня, на которую Ты положил глаз, — добавил Каллий.
— Ее больше там нет? — внезапно севшим голосом проговорил я. — Ты в этом уверен? Может, в тот момент ее просто не было в зале.
— Нет, — покачал он головой. — Ее продали.
— Когда? — задал я рвущийся у меня вопрос.
— Это имеет значение? — осведомился мой товарищ.
— Нет, — вздохнул я.
— Недавно, — сообщил косианец.
— Ай-и-и! — горестно простонал я и, рухнув на колени около двери, спрятал голову в руках.
Мое тело вздрагивало от рыданий.
— Господин! — вздохнула Альциноя, явно тронутая моим отчаянием.
— Пожалуйста, — попытался урезонить меня, и сам смутившийся Каллий.
— Простите меня, — попросил я.
— Она всего лишь рабыня, — напомнил мой товарищ.
— Какую это теперь имеет ценность? — простонал я, глядя на крошечный золотой тарск, лежавший на моей ладони.
— Что-то около десяти серебряных тарсков, — прокомментировал Каллий.
С криком гнева и разочарования я швырнул золотую монетку через всю комнату.
Каллий сходил и, подняв тарск с пола, с задумчивым видом сунул монету в мой кошелек. Альциноя же даже не пошевелилась. Рабыня обычно не касается денег без разрешения.
— Спасибо, — вздохнул я.
— Этими вещицами не следует разбрасываться, — пожурил меня косианец.
— Ты прав, — не мог не согласиться я.
— Забудь ее, — посоветовал Каллий.
— Не могу, — покачал я головой.
— Ты можешь купить другую, — заметил он.
— Мне не нужен никто другой, — отмахнулся я. — Всю свою жизнь я ждал такую как она.
— И вот Ты встретил ее, — закончил мою мысль Каллий.
— Да, в той, кого привезли из далекого мира, — подтвердил я.
— В простой варварке, — сказал мой товарищ.
— Чем отличается варварка от любой другой, — спросил я, — кроме того, что гореанский не ее родной язык?
— О, намного больше чем это, — не согласился со мною Каллий. — Она выросла в отсутствии цивилизации, или же в цивилизации неестественной и низшей, возможно, той, которая сложна для понимания, эгоистична, грязна, переполнена и отстала, незнакома с привычными для нас обычаями и правилами приличия, с кодексами и кастами, с литературой, музыкой и поэзией.
— С гореанскими литературой, музыкой и поэзией, — добавил я.
— Знавал я одну варварку, — сказал косианец, — так у нее не только не было Домашнего Камня, но она просто не знала, что это такое.
— Это уже гораздо серьезнее, — поддержал я его. — Но я уверен, что теперь она это знает!
— Вот только ей, как рабыне не положено его иметь, — напомнил он, — не больше чем верру, тарску или кайиле.