— Верно, — согласился я.
— Мне рассказывали, что в мире называемом Земля, есть места, где свободные женщины не носят вуали, не скрывают своих лиц.
— Бесстыдницы, — буркнул я.
— А Ты знаешь, почему они так поступают? — поинтересовался Каллий.
— Нет, — ответил я.
— Потому, что они — рабыни, — заявил он. — Они обнажают свои лица, чтобы мужчины могли глазеть их, тщательно исследовать, обдумывать и оценивать. Рассматривать их как тех, кто они есть, как рабынь.
— Возможно, так оно и есть, — не стал спорить я.
— Не думаешь ли Ты, что их мужчины не раздевают их в своем воображении, не предоставляют их голыми в ошейниках, не прикидывают сколько они могли бы заплатить за них?
— Возможно, — вздохнул я. — Откуда мне знать?
— А разве Ты сам не делаешь того же самого при виде свободной женщины, — осведомился он. — Не делаем ли этого все мы, возможно, поймав взглядом мелькнувшую лодыжку, обнаженное запястье, трепещущую вуаль, покачивание бедер под одеждами сокрытия?
— Господин! — возмутилась Альциноя.
— А ну тихо, девка, — шикнул на нее Каллий.
— Да, Господин, — отпрянула рабыня.
— Твоя туника соблазнительно смотрится на тебе, — заметил ее хозяин, — но я думаю, что мы можем укоротить ее причем значительно.
— Как Господин пожелает, — не стала перечить рабыня.
— К тому же, — продолжил Каллий, — многие из этих, доставленных на Гор рабынь, даже представления не имеют о том, как доставить удовольствие мужчине. В большинстве своем они совершенно невежественны в рабских танцах.
— Их можно всему этому научить, — пожал я плечами.
— Позволь угадаю, — хмыкнул косианец, — твоя маленькая варварка ничего не знает о рабских танцах.
— Ее можно будет научить, — сказал я.
— Ты думаешь, что у нее получилось бы выглядеть соблазнительно, извиваясь перед тобой в надежде ублажить своего господина, в страхе перед твоей плетью?
— Думаю, что она справилась бы с этим более чем хорошо, — заверил его я.
— А разве она сама, множество раз в своем воображении не танцевала перед мужчинами как рабыня, голая и в ошейнике, с ужасом глядя на их плети?
— Откуда мне знать? — развел я руками.
— Она это делала, — уверенно заявил Каллий. — Это ясно читалось на ее лице, в ее движениях, в ту ночь в таверне. Она — рабыня.
— Ты, правда, так думаешь? — поинтересовался я.
— Она — рабыня до мозга костей, ожидающая своего господина.
— И она исчезла, — простонал я. — Ее продали!
— Бедный, дорогой Господин, — вздохнула Альциноя.
— Другой такой никогда не будет, — заключил я.
— Другой и не должно быть, — сказал Каллий.
— Что? — не понял я.
— Альциноя, — окликнул он свою рабыню, — горячи ли твои бедра?
— Горячи, это не то слово, мой Господин! — прошептала она.
— Я заключаю, что Ты хорошо смазана, — усмехнулся ее хозяин, — и изрядно потекла?
— Да, Господин!
— Готова ли Ты подмахивать как шлюха, которой Ты и являешься? — спросил мужчина.
— Да, Господин! — призналась девушка.
— Ты просишь об этом? — уточнил он.
— Да, Господин, — поспешила заверить его Альциноя. — Да, Господин!
— Мой дорогой друг, — обратился ко мне Каллий, — насколько я помню, Ты упомянул, что мог бы обеспечить нас кое-какими постельными принадлежностями.
— Они у той стены комнаты, — указал я.
— Возможно, Ты мог бы достать их для нас, — предположил он.
— Что? — не понял я.
— Но мы же твои гости, — напомнил мой товарищ.
— Но они же вон там, — сказал я, указывая.
— А Ты — наш гостеприимный хозяин, — добавил он.
— Ты провел здесь несколько ночей, — возмутился я. — С чего это Ты внезапно так заартачился?
— Пожалуйста, — настаивал Каллий.
— Ну ладно, — махнул я рукой и двинулся к груде постельных принадлежностей.
— Постой-ка! — воскликнул я.
— Что случилось? — осведомился мой гость.
— Мы же можем узнать ее судьбу, — сказал я. — Мы пойдем в «Морской Слин» и выясним, кому она была продана, свяжемся с ним и перекупим ее!
— У нее же не было никаких бумаг, — остудил меня Каллий. — Сделка была неофициальной. У девки даже имени нет. Боюсь, будет трудно проследить ее путь. Кроме того, похоже, что купивший ее не является гражданином Брундизиума. Он чужак, бродяга, прибывший откуда-то издалека.
— Но у него же есть имя, — заметил я.
— Очевидно, но он никакого имени не назвал, — развел руками Каллий.