— И нам пора, — произнес Лукин, — второй час. Надо выспаться… Только вот еще — хочу в последний раз посмотреть на Марс.
Малютин кивнул лохматой головой и одну за другой нажал три кнопки с правой стороны стола. Купол обсерватории открыл черную щель. Ультрателескоп, медленно поднимая жерло, казалось, сам нацеливался в невидимую мишень. Как только движение его прекратилось, в обсерватории потух свет, а на стене вспыхнул небольшой экран, в центре которого на темно-синем фоне висел дрожащий оранжевый диск, покрытый странными тенями.
Все трое молча смотрели на далекий, неизвестный мир. В обсерватории опять стало тихо, только слабое постукивание механизма, не выпускавшего планету из поля зрения, нарушало безмолвие.
Когда изображение становилось отчетливым, выступала полярная шапка и смутные, с темными узлами, синевато-серые моря. Планета была чужой, невероятной, и странен был для человеческого глаза слабый рисунок теней на оранжевом диске. То, что они видели, больше походило на старинную волшебную картину, чем на действительность, и, вглядываясь в нее, каждый отыскивал суживающийся треугольник Большого Сырта и ту точку на нем, на которой предполагалось в случае возможности сделать посадку. Почти не верилось, что этот небольшой мерцающий диск — на самом деле огромный шар, на котором их тяжелый звездолет будет меньше блохи на глобусе.
— Ну, идемте, — сказал Лунин и, как бы подводя итог тому, что думал каждый, заметил: — Через пять суток мы должны быть там, и наша Земля оттуда будет казаться такой же невероятной…
Когда они вышли из обсерватории, все было погружено в сон и мрак. Над головой горели звезды, Млечный путь рассыпался серебряной пылью, на юге пылал красный Марс.
— Хорошо на Земле! — вздохнул Лукин, останавливаясь и прислушиваясь к тишине. — Все спит, но все живет…
— А какая красота над нами! — откликнулся из темноты Малютин. — Мы только ее не замечаем.
— Но эта красота также принадлежит Земле. Весь мир наш, — сказал голос невидимого Кедрова.
Глава вторая
ОТЛЕТ
Открылась бездна, звезд полна;
Звездам числа нет, бездне дна.
Верфь № 3 Ракетостроя со своими эллингами, мастерскими, лабораториями, ангарами, аэро- и ракетодромами, раскинувшись на много километров, лежала в долине между двумя городками — Прилуками и Красным. Железнодорожная ветка связывала ее с крупнейшей северной магистралью страны, широкая и глубокая Пеленда — с Волгой. Кругом верфи, закрывая ее, шли хвойные леса.
В ночь отлета еще издалека, из окрестных колхозов, как белое зарево, было видно сияние над верфью. Десятки прожекторов заливали светом ракетодром, людей, озабоченно снующих туда и сюда, десяток пустых автомобилей и на горке взлетной дорожки — огромный, тяжелый, похожий на крылатую рыбу звездолет.
Провожающих было немного, их легкие самолеты с потушенными огнями стояли на соседнем аэродроме или покачивались лениво на Пеленде. Со своими родными и близкими трое путешественников простились еще вечером и сейчас досыпали последние минуты перед отлетом…
На ракетодроме все было полно напряжения и ожидания. Наконец кто-то крикнул: «Едут! Едут!» Поднялась суетня, забегали, заторопились люди; кинооператоры, расставив ноги, нацеливали свои аппараты. Над ракетодромом показался летающий автомобиль, снизился, сложил крылья, побежал по земле. Лукин, Кедров, Малютин и начальник штаба перелета профессор Чижевский вышли из машины около звездолета, и сейчас же с гулом и говором к ним придвинулась толпа провожающих.
Из открытого люка звездолета показалась голова главного механика; к нему по трапу поднялись Кедров и Малютин. Малютин нес большую папку графиков и карт, Кедров — четырех белых мышей в клетке (после отлета в газетах были опубликованы их имена — Венера, Луна, Комета и Плутон). Высокий, большой Лукин, оглядываясь, словно боясь кого-нибудь раздавить, сдерживал яростный натиск корреспондентов. Он возвышался над ними, как башня, о которую разбивались их суетливые волны.
— Постойте, постойте, — спокойно говорил он, снимая кожаный шлем и обнажая седую голову. — Не все сразу. Я могу сообщить следующее: мы летим на звездолете «РС-7» конструкции коллектива верфи № 3. Он построен по опытному образцу, на котором в течение двух лет мы проводили испытания…
— О! — не выдержал толстый, задыхающийся корреспондент агентства «Антарктика». — А мы, простофили, ничего не знали!
— В нашем звездолете, — продолжал Лукин, щурясь в фиолетовом свете прожекторов, — конструктивно соединены ракета и самолет. До нижних слоев стратосферы мы поднимаемся, как на обыкновенном аэроплане, и там включаем ракетный двигатель. Ракетных двигателей у нас два — прямого и обратного действия. Первый, наиболее мощный, установлен в хвосте звездолета и предназначен для подъема и набора необходимой скорости. Второй двигатель, ракетная группа которого вмонтирована в крылья корабля, предназначен для торможения при спуске и в том случае, если скорость на каком-либо участке пути окажется более предвычисленной. Горючее звездолета — гелиолин. (Тут корреспонденты насторожились, но напрасно.) Корпус корабля построен по принципу термоса, и мы, находясь в герметически закрытой кабине, избежим резких колебаний температуры, даже вылетев в мировое пространство. Тем не менее, смотрите, мы одеты тепло: в замшевые комбинезоны на беличьем меху с гагачьим пухом и в великолепные унты. Но вы меня так стеснили, что вам, конечно, ничего не видно.
Тут, как бы вспомнив что-то, Лукин пошарил в кармане и вытащил необыкновенно толстую папиросу. Сейчас же со всех сторон к нему протянулись руки с зажигалками.
— Хочу накуриться, — сказал он, выпуская густой клуб дыма. — Еще неизвестно, когда снова придется закурить. — И, улыбаясь серыми глазами, добавил: — В звездолете нельзя, а на Марсе, быть может, это совсем не принято.
«Последняя папироса перед отлетом. Марсиане не курят», лихорадочно, сбив шляпу на затылок, записывал в своем блокноте корреспондент «Америкен Таймс».
— А позвольте… — выступил вперед маленький, желтый и очень вежливый корреспондент телеграфного агентства Китайской республики, — позвольте один вопрос…
— Да, пожалуйста!
— Вы сказали, что в течение двух лет испытывали звездолет. Не будет ли правильным сопоставить его полеты с таинственной «маленькой Луной», о которой в течение двух последних лет появилось несколько сообщений крупнейших обсерваторий мира?
Лукин не успел ответить, как в иллюминаторе звездолета показался Кедров.
— Иван Дмитрич, — напомнил он, — мы вас ждем!
— Простите!.. — сказал Лукин корреспондентам и, натянув шлем, стал подниматься на корабль.
Корреспонденты разочарованно смотрели на его широкую, обтянутую замшей спину.
Все было готово. Профессор Чижевский и главный механик с масленкой в руке спустились из звездолета. Кедров поднял трап и захлопнул люк. Высунувшись из иллюминатора, путешественники по очереди пожимали высоко поднятые руки провожающих.
— Мы полагаем, — обратился Малютин к корреспондентам, — что на Марсе не должно быть ничего фантастического. Мы живем не только на Земле, но и во вселенной, и по тому, что мы уже знаем о ней, нельзя ожидать каких-либо особенно удивительных открытий на другой планете. Но наш полет, быть может, разрешит давнишний спор: есть на Марсе жизнь или нет…