Много знает отец Пакехсам — его и теперь иногда привозят в казармы, чтобы он рассказал истории, которыми набита его память.
…Аэродром, на котором сел наш самолет, носит имя Хасануддина. Университет в Максассаре тоже носит имя Хасануддина; студенты университета, также как и студенты других индонезийских университетов, носят белые костюмы и черные шапочки с цветным верхом. Каждый факультет имеет свой цвет.
Чем же прославил себя Хасануддин, если его именем называют и аэродром, и университет, и дивизию?
В далекие времена — это было в XVII веке — голландская Ост-Индская компания дралась за пряности сказочных Молуккских островов, а Молукки — соседи Сулавеси.
Голландцы запретили султану острова Хасануддину торговать с Молукками. Они пытались лишить его возможности развивать Сулавеси так же, как они хотели заставить жителей Молуккских островов отдавать пряности голландским купцам.
Но Хасануддин был человек с характером. Он не послушался голландцев, а сговорился с раджей Талло.
— Почему бы нам не выступить вместе, — говорил султан, — и не проучить этих господ? Пусть они боятся нас и дрожат перед нами, как лист на ветру.
Они создали вооруженный флот, в котором насчитывалось сто парусных лодок, и направили его к берегам Амбона на Молукки. В конце марта 1653 года — этот день отмечен в календаре индонезийцев — флот появился у берегов Амбона.
Произошло сражение двух флотов. Ни та, ни другая сторона не одержала победы в этой схватке. И все-таки можно было считать, что голландцы потерпели поражение; ведь прежде на Молукках не было такого, чтобы индонезийцы били колонизаторов. Землетрясения в Индонезии бывали, но чтобы индонезийцы подняли руку на колонизаторов — этого не было. Когда индонезиец встречал на дороге белого человека, он становился на краю дороги на колени и отворачивал лицо — в знак безмолвной покорности.
Даже голландцы вынуждены были назвать Хасануд-дина «боевой петух Востока».
Прошло более трех лет со дня памятного сражения. В конце 1666 года голландцы послали под командованием Спеелмана эскадру к берегам Южного Сулавеси.
Флот подошел к острову и встал в макассарской бухте. Спеелман потребовал извинений от султана и заявил, что Хасануддин должен просить прощения у голландского правительства. Но Хасануддин ответил, что никакого прощения просить не будет, что прощать его не за что, потому что он ни в чем не виноват.
Спеелман отплыл ни с чем.
Прошел еще год. Получив дополнительную помощь, Спеелман пошел вдоль берегов Сулавеси, истребляя все на своем пути, а в качестве опорного пункта построил форт.
Однако и это не остановило борьбу.
— Когда один падал, на его место вставал другой, — говорит отец Пакехсам окружившим его слушателям.
— Форт этот был где-то в тех местах, — показывает отец Пакехсам сухим коричневым пальцем в сторону моря.
— Позднее туда привезли и нашего Дипонегоро, — продолжает старик, вспоминая другого героя индонезийской борьбы, — там он и умер семидесятилетним стариком.
— А вот я задержался, уже две жизни прожил, — смеется он и вытирает слезящиеся от яркого солнца глаза.
Отец Пакехсам устал; он уходит в тень, под навес из циновок.
Рассказ продолжает молодой полковник в стальных очках с модными усиками под широким носом. Уже в наше время колонизаторы преследовали за малейшее непослушание. Они чинили на острове жестокую расправу и перебили больше сорока тысяч индонезийцев.
— Все было очень просто, — сурово говорит полковник, — человека убивали, чтобы не возиться с ним: с пленными для колонизаторов, по их мнению, было слишком много хлопот.
Сил народа оказалось больше, чем сил колонизаторов. Но как теперь, так и в те времена палачи и угнетатели, меняя один костюм на другой, пытались прятать свое подлинное лицо.
Когда нельзя было больше открыто выступать против народа самим, колонизаторы стали создавать отряды мятежников. Почти шесть лет, до 1946 года, здесь разжигал вражду чистенький и аккуратный, получивший европейское образование Вестерлинг. Это был ловкий шпион и провокатор. После неудач Вестерлинг исчез. Но через четыре года он вновь появился — уже на Яве, в Бандунге. Однако и отсюда ему пришлось бежать.
Где-то вы теперь, господин провокатор, каким воздухом дышите и в каких джунглях прячетесь?
Последний след Вестерлинга заметили в Соединенных Штатах Америки. Во всяком случае, когда Сукарно по приглашению Эйзенхауэра ездил в США, то там была распространена фотография Вестерлинга. Это было сделано для того, чтобы его могли опознать полиция и охрана. Фото было вроде удостоверения о том, что изображенного на снимке субъекта надо весьма остерегаться.
У каждого человека свой путь в жизни.
Древнейший старик отец Пакехсам идет в старом мундире с начищенными пуговицами к солнцу, к свету, а шпион и провокатор Вестерлинг прячется от дневного света — его можно разыскать только по фотографии.
…История перекликается с современностью.
В Покатто, небольшом городке Южного Сулавеси, есть кладбище Героев. Здесь господствует тишина. Кладбище окружено плотной серой стеной. На внутренней стороне стены — таблички с именами погибших.
Ида Багус Виену — родом с острова Бали, год рождения 1927. Погиб в борьбе против мятежников 23 мая 1961 года.
Аригад — солдат военной полиции, погиб 14 мая 1961 года.
Рой Барсони — погиб 20 мая 1961 года.
Каждая табличка имеет свой номер, а всех номеров — 95.
Но кладбище есть не только в Покатто. День героев 10 ноября отмечают по всей Индонезии. Минута молчания бывает на каждом собрании. Память о погибших живет в каждой деревне, в делах народа, руки которого освобождены от цепей.
…Аэродром, на котором сел наш самолет, расположен примерно в двадцати километрах от административного центра Южного Сулавеси — Макассара. Мы едем в город по черному, расплавившемуся от зноя асфальту. Справа и слева зеленые площадки рисовых полей; они здесь просторнее и шире, чем на Яве.
Ближе к Макассару появляется все больше новых домов. Вот здание, отмеченное военно-морским флагом Индонезии, — это госпиталь. Дальше мы видим здания табачной и спичечной фабрик.
Наш попутчик рассказывает, что в этих краях всего лишь полтора-два года назад не было ни дорог, ни рисовых полей, ни новых домов. Было много мятежников, и они не давали жителям покоя.
Теперь более восьми тысяч мятежников Южного Сулавеси прекратили борьбу. Среди них снискавший себе горькую славу большой отряд Кахара Музакара. Больше тысячи человек из этого отряда теперь работают шоферами, кондукторами, рабочими на автобусной станции в Макассаре.
Дома на Сулавеси разные. Чаще встречаются простые хижины бедняков — четыре столба со стенами из циновок. Впереди — нечто вроде узкой террасы. Внутри — скромная обстановка.
В доме полутемно: ведь его предпочитают строить среди деревьев, окружить бананами, чтобы таким образом защититься от зноя.
Иногда встречаются дома двухэтажные. Первый этаж предназначен для скота и домашней птицы. На второй этаж дома, где располагается жилая часть, ведет деревянная лестница Окна в доме небольшие, чаще всего незастекленные. На всякий случай они имеют мелкую решетку. Стеклить окна незачем — надо заботиться не о тепле, которого здесь больше чем достаточно, а о том, как бы избавиться от тепла.
В Финляндии, например, окна делают большими, стремятся избегать даже оконных переплетов, потому что там охотятся за каждым лучом солнца. А здесь окна нужны лишь для того, чтобы было светло, но не для того, чтобы ловить лучи солнца.
К концу 1961 года население Сулавеси составляло б миллионов человек. Люди занимаются здесь чаще всего крестьянским трудом. Но есть кустари и рыбаки. Проживающие здесь бугисы, как правило, занимаются рыбной ловлей. Они имеют небольшие легкие лодчонки, снабженные для большей устойчивости балансом, — обыкновенными бамбуковыми шестами, укрепленными по бортам лодки. Утверждают, что на этих лодочках можно переплыть океан, дойти даже до Африки. Что касается Филиппин, то для бугисов это не больше чем окрестность.