— Моя будет.
— Ты постой, Афонь, подожди, я тебе такое скажу — ахнешь: хочешь я тебе отдам половину приданого, — а? — Твоя половина, и жить у меня по-приятельски будешь, а не то торговлю открой. Наливай-ка еще по лампаднику, — выпьем.
— Сперва моя, а там что хочешь с ней делай — отдам тебе.
— Я тебе серьезно, Афонь, не смейся, а то…
— Мало останется, что ль? Тебе деньги — мне девка. Поделили, что ли, — говори! Ведь поровну.
— А то!..
Поднялся Николай, взял бутылку за горлышко и опять поставил, — Афонька вскочил, и сцепились два взгляда жадные, и глаза налились кровью. Афонька руку в карман — за ножом полез, Николай опять за бутылку взялся.
— Ну?..
— Ну!..
Не удалось Николаю удивить Афоньку особенным; для него отдать половину приданого — особенное, а для Афоньки, коли забьет себе в голову что, ничего нет на свете особенного.
И опять повторили:
— Ну?..
— Ну!..
И оказалось, что особенное-то Афонька сказал Николке и озлил его до зверелости.
— Давай концы тянуть.
— Жеребий?
— Да…
— Ладно!
И у обоих надежда явилась, что непременно он вытянет конец счастливый, и отлегла кровь от висков горячая. Достал Николка платок, завязал узелок, — руки тряслись, когда завязывал. Еще налил по лампаднику, еще выпили — тянуть стали — Николай узелок вытянул — счастье свое, Феничку.
— Видишь, судьба мне.
— Судьба!.. Только я…
— Что?
— Не отдам тебе.
— Так я ж тебя… Сволочь!
Разлетелась бутылка о нос Афоньки, раскровянил горбинку его до кости — захлебнулся Афонька жижей красною, повалился на стол, повалил свечку и в темноте заохал, а потом замолчал, только слышно было, как губы чмокали, обсасывая кровь с усов рыжих, и отплевывали. Николай по углам тыкался, огарка искал, с перепугу и хмель пропал. Из корца водой поливал голову, рубаху новую разодрал — обвязал голову, а когда тот в себя пришел, умолил его не говорить никому, не рассказывать, боялся — епитимью наложит игумен, не бывать счастью, не видать Феничку; добился под конец своего — побожился Афонька не мешать Предтечину, убедил его, что жребий своему счастью он вытянул, — коли б не жребий, не вырвал бы слова этого.
С того дня Афонька и не выходил никуда из келии — Николка радовался, казенки ему приносил, только чувствовал, что не простил ему Афонька Феничку, по глазам видел, а ключик от лодки раздобыл-таки у него, а вернул новый — старый замок в воду, а новый купил с двумя ключиками, один себе, а другой приятелю.
IV
И пришел Николка к Феничке с ключиком на озеро звать кататься в лодке.
— А я ключика раздобыл, Афоня дал, после трапезы к вам зайду.
Галкина про Афоньку вспомнила.
— Отца Афанасия с собой приводите.
— Несчастье с ним, лежит он, — послал его отец игумен рой караулить на пасеку, — он и заснул на солнышке, рой вылетел и на сосну взвился, он за лестницей — влез — не хватает ее, карабкается по сучкам, до верхушки долез, за ветку взялся и не видел, что сухая, повис на ней, перехватить не успел — она и тресни, с самой вершины слетел с этой веткою, как только господь хранил, истинно чудо божие, — невредим остался, только нос проломил немножко, и то на тот самый сук, с которым летел вниз.
Заохали Гракина с Галкиной, а Николай свое:
— Я другого приятеля приведу, — монашек хороший, застенчив только, зато душа золотая, добрая.
Развязался язык у Николки, как только почувствовал он, что нет ему противника, точно счастье в руки далось ему без Афоньки.
За трапезой есть спешил, тыкал ложкой во щи со снитками, поймать ничего не мог и хлебал впустую; рыбного супу есть не стал: была рыба костная да соленая — зачерпнул одну, поковырял пальцами и бросил ее на деревянной тарелке разбросанной, каши не ел, только хлеб посоленный запивал квасом.
Благодарственную петь стали, толкнул квасника Михаила сзади, кататься позвал вместе.
— Пойдем, Мишка, на лодке катать, толк и для тебя будет…
Разбитная такая, веселая, — ветрогон-баба; до монахов падкая с мужем старившимся — Марья Карповна Галкина зальется закатисто — ямочки на щеках прыгают, телесами поводит, вздрагивает, глазами зовет, поигрывает, точно сказать хочет: погляди ж какая я мягкая.
Антонина Кирилловна, та себе на уме баба, — подразнить любит братию, а чтоб до чего другого, — ни-ни, строгая, цену знает себе, чтоб языки не болтали досужие, потому дочь у ней на возрасте стала, а пример плохой долго ли показать девушке, — выйдет замуж, тогда другой разговор — сама за себя ответчица, и мать не указ.