— На край света я увезти готов, — разве я недостоин любви вашей?
— Я не могу полюбить вас, поверьте мне.
— Дворец вам построю роскошный, окружу вас забавами, заботою…
— Мне ничего не нужно от вас, не мучайте меня только, — вы другую полюбите, знатную, а я ведь небогатая девушка, некрасивая, меня любить не за что.
— Клянусь вам, — прекраснее вас на земле нет, к богатства я не ищу, у меня своего очень много.
И жалко Феничке, что она полюбить не может, себя даже жалко становится, — она хоть и чувствует, что любит его, а сознаться не хочет, и жестокая с ним, непреклонная.
Дрема затомит Феничку мечтаниями бесконечными подкрадется сон сладкий, и не хочется ей засыпать без любви, и жестокость ее. и гордость исчезнут, и дает ему поцеловать свою ручку, потом и сама обнимет за шею и целуется с ним в саду дивном, где соловьи поют ночью, и луна светит, и цветы пышные. А потом он ведет ее в дом свой, а потом… а потом жутко станет Феничке оттого, что не знает, что потом будет с нею, а чувствует только, что жутко и хорошо, так хорошо, что сердце замирает у ней оттого, как он в доме своем целовать ее будет.
И хотелось Феничке быть такой же, как барышни в книжках бывают, подражать им старалась.
Из гимназии выйдет — навстречу ей Никодим Александрович и пойдет провожать ее до дому и все про чувство свое говорит, только она непреклонна с ним, жестокой с ним хочется быть, помучить его.
Смеркнется — Феничка и не знает сама, идти ей или не ходить на Почтовую, и пойти-то ей хочется, и помучить его тоже приятно, а потом боится она — не узнали бы дома.
Посидит, посидит, повертит, повертит учебник какой-нибудь, и покажется ей, что забыла она, что на завтра задано, оденется и пойдет к подруге спросить и маменьке скажет, что забыла, что задано.
Только щелкнет калиткой — Петровский точно из-под земли вырастет и пойдет рядом.
— Я долго вас дожидался, не выходили вы.
— У нас на завтра уроки трудные заданы, — я к подруге иду спросить, что учить надо.
— Можно, я провожу вас, Феничка?
— Как хотите, только с глупостью приставать не смейте и слушать не стану вас.
— Феничка, вы не поверите, как тяжело одному жить, — будемте хоть друзьями только.
К подруге зайдет — посидит, поболтает, посмеется, а Никодим, — точно сторож, по переулку шагает — на холоде ждет Феничку.
Обратно идут, Петровский про чувство свое и говорить боится, так из пустого в порожнее пересыпает слова нерешительно, тянет их, мямлит.
И опять скучно Феничке станет идти с Никодимом, идет и сердится на него, отчего у него слов таких нет красивых, как в книжках написаны, отчего он не знаменитый, не знатный, а всего лишь ученик института учительского.
А так хочется ей особенного чего-то, и нет его до сих пор, — у других же бывает — обидно ей. Целую зиму Петровский поджидал Феничку Гракину, провожать ходил, о своем одиночестве говорил, а дальше и не решался, поцеловать ее не решался, может только и нужно было поцеловать Феничку, поцелуем мечты разогнать книжные, и она бы его поцеловала потом крепко как только первый раз от любви целуют, а вот не решился же Никодим, и у Фенички в сердце туманно осталось.
А в мечтах-то ее почему-то всегда лицо Никодима мелькало, и у знатных, и у богатых, у всех отчего-то лицо его было, и всегда оно наклонялось к ней с поцелуем в дремоте сонной.
Тлелось у Фенички чувство первое, а разбудить его настоящей любовью еще не умел, боялся он.
Так с этим чувством тлеющим и на лето в монастырь приехала.
Николая встретила, и опять захотелось ей особенное услышать, как в книжках было.
В прошлом году раза два он гулял с нею в лесу, да тогда еще ей в голову не пришло это. А теперь вот и захотелось спросить его, отчего он в монастырь ушел, — особенное услышать ей.
— Батюшка, отчего вы в монастырь ушли?
— Людям не верю я, Фекла Тимофеевна.
— Зовите Феней меня, так лучше.
— Ни разу я не нашел чувству своему удовлетворения в людях, а здесь хорошо, станешь молиться — и люди хорошими кажутся, добрыми.
— Разве у вас было что в жизни, от чего вам тяжело стало?
Вздохнул Николай, в глаза заглянул с выражением и сказал тихо:
— Рассказывать тяжело, лучше не спрашивайте.
Глаза встретились, на секунду одну, на мгновение, и точно искра упала и обожгла сердце Фенички.