Дракин довез Зину до губернаторского дома, оставил ее в автомобиле и зашел к Костицыной.
— Вера Алексеевна, я вам Зину привез…
— Как привезли?! Откуда?! Разве она у вас была?!
— Нет, у студента Петровского…
— Что за девчонка! Она целую неделю ко мне приставала, что ей обязательно нужно, всего на одну минуту поехать в город. Спрашиваю зачем, — нужно, очень нужно поехать… А теперь будет мучиться и меня изводить — зачем я согласилась поехать…
— Нужно поправить как-нибудь это дело. Я, кажется, допустил большую оплошность. Понимаете, я ее задержал, не хотел отпустить без завтрака, хотел познакомить с Фенею и вызвал Петровского, и, кажется, что-то произошло нехорошее. Феня, мне кажется, больше чем друг Петровскому, или, быть может, была им, а я это совершенно упустил из виду, — понимаете, я в эту минуту думал только о вас…
— Ах, девчонка, девчонка!.. Едемте, довезите меня…
Долгое время ехали молча. Дракин сидел за рулем, сзади Костицына с Зиной; Вера Алексеевна следила за растерянной, даже скорее какой-то потерянной, Зиною, заметила, что у ней нет кольца, и, коснувшись руки ее, тихо спросила:
— А где, Зина, кольцо, — отдала?! За этим и в город нужно было тебе?!
Зина заплакала.
— О счастье и о любви, милая девочка, никогда не плачут.
Кирилл Кириллович остался у Костицыной до утра.
Через день Зина получила письмо, заперлась в комнате и, перечитывая его без конца, плакала.
Никодим сперва ждал ответа, не дождавшись, написал снова, а потом, когда и на второе не получил ответа, начал писать каждый день, — писал каждую мысль, все, что делал, и в каждом письме о себе — всю свою жизнь с детства и до последних дней и только умалчивал о прошедшей близости к Феничке. С нею он почти не виделся, — Кирилл Кириллович летом отдыхал и вечером куда-то уезжал один или с племянницей и возвращался утром прямо в контору.
Один раз вызвал Петровского…
— До осени вы в отпуску. Деньги получите в кассе.
Жалование получил удвоенное, удивленно спросил:
— Почему столько?
— Во время отдыха у нас так для всех… По-заграничному.
Осенью, уже из Петербурга, Зина прислала Никодиму свой адрес и несколько слов — тем же тугим, черным и мохнатым почерком.
— Милый, спасибо, что пишете, только этим живу. Я с вами — всегда, всегда.
Осенью снова работа — вечера, лекции для рабочих и для себя — книги и письма Зине. С Фенею не встречался почти — незачем было, началась новая жизнь, — своя, замкнутая, — медленно вырастал и креп. На Дракина смотрел все-таки как на врага и не мог допустить искренности его идеи. Мучило только то, что когда-то жил с Фенею, — это лежало тяжестью в письмах Зине, и всегда они были недосказанными — боялся сказать ей об этом, просто, решил, — если судьба — само скажется.
Как-то опуская письмо, услышал сзади себя:
— Письмецо-с изволите опускать!..
На другой день после встречи в газете Лосева появилось:
«Правда ли, что на заводах Дракина некий студент, находящийся под надзором полиции, ведет агитацию и даже получает за это от своего патрона жалованье?»
В день выхода газеты Дракин заказным письмом получил вырезку, — на конверте ломаным почерком было написано: — в собственные руки.
Кирилл Кириллович, прочитав, взбесился; бегом поднялся наверх в кабинет, схватил трубку…
— Алло, Никодим Александрович?
В трубке журчало: — да…
— Сейчас же ко мне!
Через несколько минут Дракин брезгливо бросил конверт Петровскому:
— Читайте… Этот мерзавец в своей газетке гадости пишет и сам же их посылает мне. Не выходите отсюда, вы здесь в безопасности. Я сейчас же вернусь!
Около ворот появились Игнат и Нестерка, — приказано было никого не впускать, а если полиция или жандарм явятся — обождать в чайной.
Через полчаса вернулся от губернатора.
— Дорого стало, а своего добился, — газетку эту закроют.
Лосева вызвали сейчас же по телефону в канцелярию губернатора, и правитель канцелярии долго ему вычитывал:
— Если вам оказывается поддержка на издание патриотической газеты, то и не для того, чтобы вы писали пасквили и подрывали доверие к таким лицам, как инженер Дракин, — мы дорожим нашей промышленностью, таких заводов один на всю Россию, и у инженера Дракина ни одной забастовки не было, ни одного волнения, и вы смеете писать гадости? Да, студент Петровский административно высланный, но он ведет культурную работу и находится на службе, и кроме того ваш орган не сыскное отделение, и вам до этого дела нет, для этого у нас есть особые агенты, и студент Петровский сейчас вне подозрений. По личному распоряжению господина губернатора ваша газета с сегодняшнего дня закрыта.