Николка несколько дней замечал, что братия косится на него и шепчется, и приказал бессловесному Косте позвать из гостиницы Мисаила, им же посланного следить за гостями и за беглым студентом-послушником. Мисаил для Гервасия — верный глаз, еще с той поры, когда вместе по лесу ухаживали за купчихами — были приятелями, а взошла Предтеченского звезда в обители — Мисаил поверил в нее и сделался верным другом Гервасия. Злословил на него, как и все, но не из зависти, а по привычке монашеской, а когда кто-нибудь из монахов говорил про Гервасия зло, особенно посторонним — приходил к нему и попросту, по-дружески все рассказывал, — оттого Николка и послал его на гостиницу.
Жалобу составлял Досифей с Памвлою самому владыке, советчиков и указчиков не хотели слушать, тайком ходили два дня по келиям собирать подписи — уговаривали приложить руку во имя прославления старца и пустыни, дабы не было поношения непристойною жизнью игумена. Подписей собрали с трудом два десятка — каждый отнекивался, думая, — не повредить бы себе потом, он все-таки игумен и у владыки в милости, — запечатали сургучом в пакет и передали Ионе гостинику. Иона на станцию ездил сам и собственноручно опустил в ящик почтового поезда, — на пакете значилось: в Духовную Консисторию.
В консистории разобрал почту протоиерей, член консистории и епархиального совета. Прочитал жалобу на Гервасия, где упомянуто было имя соборного ключаря, и сейчас пакет в карман, не занёс в книгу. По-дружески зашел навестить ключаря Воздвиженский, подружески и донос показал. Наутро ключарь к епископу и под шумок — затерли, замяли, а чтоб разговора не было и не писала братия новых жалоб куда не следует — назначили следствие и ревизию монастырских сумм.
Воздвиженский выехал с иподиаконом юрким.
Гостиник Иона встретил обоих с поклоном, проводил в номер и послал кипящий самовар — облегчить душу с дороги. Иподиакон не ждал — к Гервасию после вечерни, — не успел игумен уйти на хутор.
Николка, увидав иподиакона, понял, что неспроста тот приехал, облобызал по-дружески и спросил:
— Навестить нас приехали?..
— Отец ключарь приказал кланяться. А я с отцом протоиреем на ревизию к вам, отец игумен. В консисторию на вас поступила кляуза, только не извольте беспокоиться — отец Сергий свой человек, приятель и друг отцу Василию.
Гервасий, как и в первый приезд иподиакона, вручил ему на расход, — теперь уже из своих сбережений, — угостить Воздвиженского.
— Пища у нас, отец иподиакон, сами знаете — скудная, может быть в чем будет надобность — не откажите помочь отцу протоиерею, — вы у нас свой человек, знамый. А завтра, после трапезы общей, пожалуйте откушать ко мне — чем бог послал.
В тот же вечер от гостиника весть в обитель приятелям — с ревизией член консистории, и зашушукались по своим норам иноки. Досифей многозначительно шептал каждому по секрету:
— Член консистории, не кто-нибудь. А вы маловерные ушумнилишь, подпишивать не хотели, убоялишь и отреклишь.
Допрашивать штанет — всех нажову, кто недоволен Гервашием, никто не шпрячетшя.
Притаились монахи, ожидая судного дня, радовались, что придется на покаяние в Соловки Гервасию. А когда Воздвиженский отец Сергий, — в шелковой рясе — рукава колокол — приземистый, толстый, нос синеватою грушей, выпячивая живот, с иподиаконом пришел к средней обедне поклониться троеручице — вся братия пришла в собор поглядеть на консисторского протоиерея. У стен старики, поглядывая на Воздвиженского, шептались:
— Строгий должно быть, глаза лютые — несдобровать игумену.
Воздвиженский вместе с братией клал поклоны пыхтя и отдуваясь и после каждого заходился кашлем, отдышавшись оглядывался по сторонам сурово и снова становился на колени. Все думали, что на Гервасия он и не взглянет, а выберет старцев, и обязательно — Досифея, Иону и Памвлу, и вместе с ними в трапезной, всенародно начнет спрашивать и судить, но когда после молебна к нему подошел Гервасий и, благословившись, вместе с ним пошел поклониться Симеону старцу — переглянулись все удивленно, а подписывавшие жалобу приуныли.
Николка с вечера призвал Паисия и приказал за трапезой подавать обычное, а в покоях обед приготовить на пять человек и принести из подвала лучшего квасу мартовского.
— А подавать Мисаил будет с Костею. На обед позовешь Аккиндина и сам придешь, — нам с тобою первыми отцу протоиерею отчет давать.
Паисий мужицкой смекалкой понял, что Гервасий, если он начнет говорить против — и его утопит, и решил вывозить и себя и игумена из колдобины. И все утро бегали монастырские повара то в подвал, то за рыбой на мельницу, в пекарне готовили особенную кулебяку — не посрамить обители, — варили компот, а Паисий из своего погребца, остатки еще от гостей, пару плетеных бутылок послал игумену.