– Молод, глуп, а где взять лучше? – вздохнул архиепископ себе под нос.
А приор добежал до своей канцелярии, где его ждал монах в тишине и одиночестве. Тот сразу понял, что произошло что-то из ряда вон выходящее, но сказал на всякий случай:
– Монсеньор, ужин давно ждет вас и гостья тоже.
– Гостью гони, не до нее мне сейчас, вино и сыр вели сюда принести. И человеку нашему скажи, что удваиваю плату, пусть от головореза приезжего не отходит, пусть всех своих людей соберет и выяснит, что за дело затеял вильбургский вор-епископ.
– На заре скажу ему.
– Не на заре, сейчас беги к нему. Сейчас. Его Высокопреосвященство раздражены, желают знать, что опять задумал братец его. Всегда, всегда, как дело касается его брата… этого его брата, так жди беды. Как только я письмо от него увидал, так понял, что будет наш господин недоволен.
– Иду, монсеньор, – поспешил монах.
– Бери охрану и своего человека. Пусть все выяснит, или больше не попадается мне на глаза.
Глава 4
Игнасио Роха по кличке Скарафаджо вертел в руках кирасу солдата, имея при этом вид весьма кислый. А Ёган пошел отсчитывать шаги по мокрой от росы траве, солнце еще не разогнало обрывки утреннего тумана. А вот Яков Рудермаер и Виченцо Пилески были бодры и энергичны. Яков развернул тряпку, в которой находились мускетта и рогатка-держатель. Если поставить эту мускетту на землю, то высотой она оказывалась выше плеча солдата. Длиннющая труба из серого некаленого железа да с тяжеленным прикладом. Пилески достал кожаный мешок, приятели шептались, отмеряя черный порошок. Стали заряжать оружие.
– Хорошая у тебя кираса, – уныло сказал Роха, – с нахлестом да с крутым ребром. Каленая.
– Каленая, – кивнул солдат, усмехаясь, – каленая.
Он был уверен в своей кирасе до тех пор, пока не увидал оружие, которое длиной оказалось с полевую кулеврину. Но даже теперь он не думал, что на пятидесяти шагах свинцовый шарик пробьет каленое железо.
А вот двое дружков Скарафаджо почему-то не сомневались, что им броню пробить удастся. Пилески принялся раздувать фитиль, а рыжий Рудермаер пошел к Ёгану – понес кирасу. Вдвоем они набили кирасу камнями и комьями земли, чтобы не качалась во время попадания, и водрузили на старый пень.
– Запаливай! – крикнул Рудермаер.
Пилески установил мускетту на рогатку, стал целиться. Ёган и рыжий мастер отошли в сторону, чтобы, не дай бог, не зацепило.
Пилески поднес дымящийся фитиль к полке с порохом.
«Фффсшшпааа-хх!» – грохнуло так, что Волков невольно закрыл уши руками. Ветерок понес в сторону огромное облако белого дыма.
Ёган подошел к кирасе и крикнул:
– Нет дырок!
– Конечно, нет, – отозвался солдат, – дурень и близко не попал!
– Заряди-ка, я пальну, – велел недовольно Скарафаджо.
Рудермаер не поленился, прибежал, стал помогать заряжать мускетту, они снова шептались, а солдат только улыбался. Теперь стрелял Роха. Он целился долго и наконец приказал Пилески поднести фитиль:
– Запаливай!
«Ффссшш-па-хх!» На этот раз выстрел звучал по-другому, и Роха был заметно ближе к цели. Пуля вырвал маленький кусок земли вместе с травой в трех шагах точно перед кирасой.
– Сатана под руку толкнул, – зло буркнул Скарафаджо.
– Из арбалета я бы уже два раза попал, – заявил Волоков язвительно.
– Ну так попади из этой чертовщины, – сказал Роха, протягивая ему мушкет.
Волоков не взял и велел Виченцо Пилески:
– Ну, заряжай.
Снова прибежал Рудермаер, они кинулись вдвоем заряжать оружие.
– Сыпь больше, – говорил мастер аптекарю тихо, – оба раза не долетело.
– Разорвет, боюсь, – отвечал тот.
– Не разорвет, сыпь больше.
– Не сыпь больше, – остановил солдат, ему самому хотелось попробовать, – сыпь, как в прошлый раз. Я сам выстрелю.
Мастер и аптекарь посмотрели на него с удивлением и продолжили.
Теперь целился солдат, он учел расстояние, взял угол больше, чем Скарафаджо, все рассчитал, ну, насколько мог верно, а рядом с тлеющим фитилем в руках стоял аптекарь. Ждал приказа.
– Пали, – скомандовал Волков.
Тот поднес фитиль.
«Ффсс-шш-ппаххх!»
К грохоту солдат был готов, а вот сильного удара в плечо не ожидал. Пока он отходил от боли да пока рассеивался дым, Ёган уже проорал радостно:
– Попали, господин!
– Пробил? – спросил Роха.
– Кажется, пробил, – негромко сказал Пилески.
А вот солдату не казалось, он и сам видел, что кираса пробита. Рудермаер вытряс из кирасы землю и камни и торжественно принес ее хозяину.
Роха отнял кирасу, поковырял пальцем дыру:
– Прямо на ребре пробило, я говорил тебе, Фолькоф, а ты не верил. Ну, кто оказался прав?