– Ты все запомнил? – спросил Волков у монаха, а сам достал из кошеля монету.
– Все, господин.
Волков протянул деньги лекарю:
– Спасибо вам, может, ваши советы спасут нас.
Лекарь деньги не брал, он улыбнулся:
– Нет нужды. Я не беден. Я просто хотел поглядеть на человека, что платит талер за один вопрос. И не пожалел об этом. Но меня разбирает любопытство: вы странная пара, монах и солдат, и собираетесь забраться в чумные места. Что вы задумали?
– Я и знать не знал, что мы собираемся в места такие, – признался брат Ипполит, глянув на солдата.
– Вот и дальше не знай, – ухмыльнулся Волков. – Спасибо, что потратили на нас время.
– Не хотите ли отобедать? – неожиданно предложил ученый.
– Рад, но меня уже ждут, – ответил солдат.
– А вас, юноша?
– Меня? – монах даже удивился. – Меня никто не ждет, я свободен и хочу поговорить с вами о переломах и контузиях.
– Вот и прекрасно. Яков, накрывай стол.
Глава 5
Едва дверь за Волковым успела закрыться, а сам он едва успел скрыться за поворотом, как в эту же дверь настойчиво застучал неприятного вида человек. Яков, слуга господина лекаря, сразу открыл, думая, что гость зачем-то вернулся, но там был не гость. Незнакомец бесцеремонно притянул Якова за грудки к себе и тихо спросил:
– О чем солдат говорил с твоим господином?
– О болезнях, – испуганно отвечал Яков.
– Солдат хвор, что ли?
– На вид здоров как конь. Только хром. Говорили они о чуме.
– Чумы в округе нет уже почитай полгода. О какой еще чуме он говорил?
– Спрашивал, как чумой не захворать, коли в чумных местах окажешься.
– А что за чумные места такие?
– Вот и хозяин спросил, так он не ответил, даже его монах о том не знал. Сам удивлялся.
– Даже монах, что с ним был, удивлялся? Не знал, что задумал солдат?
– Так.
Неприятный человек помолчал, а потом, не прощаясь, быстро пошел прочь. А Яков на всякий случай осенил себя святым знамением и затворил дверь.
Игнасио Роха по кличке Скарафаджо, Яков Рудермаер и Виченцо Пилески сидели за столом в трактире хмурые и назло трактирщику ничего не заказывали, но трактирщик их не гнал, терпел этих оборванцев. Ведь они пришли к его богатому гостю. И когда гость появился, они ему кланялись, все, кроме Рохи. Солдат сел с ними за стол. Заказал пива. Пока напиток не принесли, все молчали. И только отхлебнув из кружки, Волков заговорил:
– Так сколько мне будет стоить ваша затея, если я возьмусь за это?
Ни Роха, ни Рудермаер не отважились заговорить, заговорил Пилески:
– Господин, мы все посчитали. Мы нашли место здесь, в городской черте, у стены. Очень дешевое место. Городской магистрат просит за участок со складом шестьдесят шесть талеров.
– Шестьдесят шесть? – солдат насторожился. – Что ж там за участок, большой, наверное?
– Не малый, – признался Рудермаер, – шагов тридцать пять на пятнадцать. У самой стены.
Волков в лице переменился от такой цены.
– Там еще сарай есть, – добавил Пилески.
– Ну, это все меняет, – заметил солдат. – Теперь этот клочок земли точно стоит таких денег. И это не все траты, как я понял?
– Нет, еще нужно сто шесть талеров на инструмент, наковальни, постройки, и нам жить негде, – произнес Рудермаер. – Хоть маленькую избушку себе сделаем.
– А еще мне нужны чаны под выпарку селитры, – добавил Пилески.
– Шестьдесят шесть и сто шесть, – подсчитал солдат, – сто семьдесят два талера.
У него были такие деньги, если считать вексель, который Рицци выдал Волкову в Рютте.
– То есть если у нас ничего не выйдет с вашими мускеттами, я потеряю сто семьдесят два талера?
– Меньше, у тебя же останется земля в городе, – заметил Скарафаджо.
– И инструмент с наковальнями, – добавил Рудермаер, – и крепкая кузница.
– И чаны хорошие, медные, – встрял Пилески. – Вот сто пятьдесят корзин угля, конечно, мы вернуть не сможем. Но если все получится… Один мушкет будет стоить меньше десяти монет. А продавать его можно в два раза дороже. Пятнадцать минимум. А при двух мастерах и еще паре подмастерьев осилим делать три в неделю.
– Сто семьдесят два талера, – повторил Волков, как будто не слыша, – я всю жизнь их копил.
– Фолькоф, я просто чую, что эта затея сделает нас богатыми, – убежденно заявил Роха. – Никто не делает подобного на обоих берегах Эрзе от гор и до холодного моря. Ни мы, ни еретики, ни хайландцы, ни ламбрийцы, никто.
– Это большие деньги, Роха, большие, это все, что у меня есть, – отвечал солдат.
– А ты – все, что есть у нас, – продолжал Скарафаджо, – ты наша последняя шеренга. Вся надежда только на тебя, и за тебя я буду биться, как не бился никогда в жизни. Мы все будем биться. Клянусь, я зарежу любого, кто попробует нам помешать. Давай, Фолькоф, рискни, ты не пожалеешь, что связался с нами.