— Да я не в упрек, Фолькоф. Но тебя все считали в роте пронырой. Офицерским любимчиком.
— Кто все? — мрачнел солдат.
— Да все, вся наша рота! Вся наша корпорация. Бителли считал тебя пронырой. И все остальные тоже, особенно после того как пропали пятьсот шестьдесят дукатов, что мы нашли в обозе под Виченцей.
— Их украл лейтенант Руфио, все это знают.
— Да-да, Руфио, вот только нашли их мы, а отдал их лейтенанту ты.
— Так положено по контракту, знаешь, что такое контракт? И не я принимал решение, так решили старшины, и корпоралы. А Руфио был батальонный маршал, он хранил все деньги, — Волков пристально смотрел на Роху.
— Да, я знаю, что такое контракт, я знаю, кто такой батальонный маршал, — Скарафаджо так же не отрывал глаз от солдата. — Да только вот в ту ночь, когда Руфио сбежал, ты разводил караулы.
— Что? — солдат глядел на сослуживца, думал, что и за оружие можно взяться.
— Это не я, это Бителли всем рассказывал. Не кипятись ты.
Солдат больше не хотел с ним разговаривать. Он просто спросил:
— Ты готов подтвердить свои обвинения железом?
— Чего? Да ты рехнулся, в самом деле? Да плевать мне на те дукаты, даже если ты и поделил их с Руфио. Что было — то быльем поросло. Давай лучше жрать. Ишь, придумал, я бы еще подумал бы драться с тобой, будь я на двух ногах, крепко бы подумал, а с одной ногой ты меня подрежешь как новобранца.
Расторопная баба стала носить на стол тарелки с едой.
— Жри, у меня с тобой жрать желания нет боле, — сказал солдат вставая, и поднося кулак к носу Рохи, — еще раз увижу тебя тут…
А Роха вдруг схватился за руку солдата своими руками, тоже вскочил и заговорил:
— Бить хочешь? Бей! Зарезать хочешь — режь, только пообещай, что за моими спиногрызами присмотришь.
Солдат вырвал у него руку.
— И уйти мне некуда, — продолжал Скарафаджо, садясь на лавку снова, — жена у меня тощая как бродячая собака и злая как цепная. И детей двое. И все жрать хотят. И за кров нужно платить. А к тебе я пришел не жрать, дело есть хорошее, тебе по плечу будет, умный ты. А мне одному его не осилить.
Солдат молчал, смотрел на Роху, все еще желая ему врезать.
— Ну чего ты, садись, скоро люди придут, расскажу тебе о деле.
Волков нехотя сел, сидел угрюмый, ему не хотелось знать, что за дело затеял Скарафаджо.
А тот стал, есть, да так, как будто не ел пару уже дней.
— Не подавился бы так жрать, — холодно заметил солдат, которого Роха просто раздражал.
Тот усердно жевал, и вместо того что бы ответить Волкову стал размахивать рукой, привлекая к себе внимание. Солдат взглянул.
У двери стояли двое бродяг. Ну, почти бродяг. Один невысокий южанин в замызганной одежде, а один явно местный, высокий рыжий, тоже не богатый на вид. Они завидели Роху, подошли к столу. Скарофаджо звал их сесть, даже подвинулся на лавке, но эти двое кланялись и стояли, ждали приглашения от Волкова. А тот не торопился их звать, разглядывал беззастенчиво.
— Вот, Фольков, — заговорил Роха, — это наши друзья. Пригласи их за стол, и мы разъясним тебе наше дело.
— Роха сказал, что собрались вы зарезать купчишку, какого то, на мосту, что у южного леса, там место удобное, — заговорил солдат со зловещей усмешкой. — Я согласен, зарежем мерзавца, но пол талера у него хоть будет?
Двое пришедших отчаянно мотали головами не соглашаясь резать купца. Смотрели на него с ужасом.
— Да не пугай ты их, чертов головорез, — серьезно сказал Скарафаджо, — у честных людей от твоих шуток живот скрутить может, за стол их лучше позови, они, не знаю даже, когда ели.
— Садитесь, господа бюргеры, — Волков жестом пригласил их. — Угощайтесь, иначе этот колченогий, один все сожрет.
Глава вторая
Двое пришедших скромно присели на лавки.
Роха хотел их представить:
— Это… — начал он.
— Пусть сами скажут, — перебил его солдат.
Рыжий, длинный откашлялся, волновался заметно, и сказал:
— Яков Рудермаер, кузнец оружейных дел, и столяр. Немного.
— По тебе не скажешь, что ты оружейник, — заметил Волков, разглядывая его. — Ты местный?
Оружейники всегда и везде народ зажиточный. А этот был не так что бы…
— Нет, я из Вильбурга.
— А что в Вильбурге не сиделось, там оружейники не бедствуют.
— Я из подмастерья вышел, стал мастером, хотел свою мастерскую ставить, а цеховые старшины запросили двести талеров.
— Ясно, ты понятно отказался платить.
— Не отказывался я, просил на десять лет, а они сказали пять и точка. Я вспылил, ругал их свиньями и крысами, они выгнали меня из цеха, и пожаловались в магистрат, и меня из города выгнали. Велели пять лет в город не ходить.