— Так не лягу, — обещал Фриц Ламме по кличке Сыч.
Солдат видел, что он явно не доволен. Насупился. Но ничего больше говорить ему не стал.
Они вскоре поднялись к себе в покои, монах и Еган уже были там, валялись на тюфяках, но ни кто не спал, монах читал вслух книгу, Еган слушал. Солдат не раздеваясь, завалился на кровать. Перина тут была хуже, чем у барона Рютте.
Но долго сравнивать перины ему не пришлось, вскоре в дверь поскреблись. То была Агнес:
— Нарядилась вся, пошла. Свистел он, — сообщила она шепотом.
— Ну и мы пойдем, — сказал солдат, — монах ты тут останься с Агнес.
Он, Еган и Сыч, спустились вниз, в трактир. Там было уже немноголюдно, и за одним из столов сидели они: Брунхильда — хороша, как никогда, и юноша лет семнадцати из богатой, по его виду, семьи. Перед ними стояли высокие бокалы из стекла с вином.
Брунхильда, как увидала солдата с его людьми, окаменела лицом, рот разинула, сидела ни жива, ни мертва. Волков, Еган и Сыч встали рядом со столом, за которым они сидели. Юноша, оценив ситуацию, храбро встал, так они постояли чуть-чуть, разглядывали друг друга, Еган с усмешкой, Сыч с откровенной ненавистью, а солдат просто прикидывал, кто этот малец. А юноша храбрился, конечно, но страх до конца скрыть не мог, тем более, что девушка тянула его за рук и шептала:
— Господин, не грубите ему, не думайте даже грубить.
И он не выдержал и срывающимся голосом, чуть не фальцетом крикнул:
— Что вам от нас нужно, добрые господа?
— Да ничего не нужно, нам от тебя, зарежем тебя и всех делов-то, — мрачно сказал Сыч и взялся за рукоять кинжала, что носил на поясе.
— Да за что же? — удивился юноша.
— А что бы женщин наших не касался, отродье чертово, — Сыч был настроен решительно.
Волков жестом велел ему замолчать и спросил и мальчишки:
— Кто таков?
— Удо Бродерханс, я сын выборного корпорала городских пекарей.
— Значит, невелика шишка, — заметил Сыч, — режем ему горло, да в канаву с падалью, тут недалеко есть такая.
— Помолчи, — приказал ему солдат. — А что ты делаешь, Удо Бродерханс, с этой женщиной здесь в столь поздний час?
— Я? — спросил юноша не находя ответа.
— Да ты, — подтвердил Еган, ехидно, — или тут еще кто есть, что с ней винишко распивал, да ляжку ей гладил?
— Я… я… — не находил что сказать юноша.
— Он сказал, что любит меня, — выкрикнула Брунхильда, — не трожьте его он хороший.
— Когда полюбить то успел? — удивился солдат.
— А ну это меняет дело, — продолжал ехидный Еган, — так ты мил человек пришел просить руки, а чего сватов то нет прислал. Недосуг, небось, было. Решил сначала девку то опробовать, а потом уже сватов слать.
— Я… Нет, мне папенька жениться не велит. Я просто поговорить, с госпожой думал. Просто…
— Поговорить, посудник, врет еще, — свирепел Сыч.
— А чего ж ты ночью то пришел разговаривать? — не отставал от него Еган. — Чего дозволения у господина нашего не спросил на разговор? Забыл наверное?
— Поиметь он ее хотел, — продолжал Сыч. — Про любовь ей сказки то в уши лил, а она дура, и растаяла, как масло в жару. Бесплатно хотел девахой полакомится.
— Не твое собачье дело, — вдруг встряла Брунхильда. — Захочу, так бесплатно дам, я вам тут никому не жена.
— Вот и я про то, бесплатно хотел деву поиметь, — резюмировал Сыч. — Резать его надо.
— Почему же бесплатно, — лепетал юноша, косясь на него, — если так — то я готов заплатить.
— Ну, раз так, то все хорошо, — вдруг произнес солдат, — талер с тебя и пользуйся нашей Брунхильдой до утра. Ее покои свободны.
— Талер, — искренне удивился Удо Бродерханс, — да у меня столько и нет.
— Нет? — спросил солдат усмехаясь, и отчего-то радуясь. — А вот цепь у тебя за то есть. Еган, забери-ка у господина его цепь.
Еган бесцеремонно стянул, с головы юноши, берет, бросил его на стол и потом снял с него цепь.
— Цепь шесть талеров стоит, — робко возражал тот.
— Принесешь завтра талер, так верну тебе цепь, — обещал ему солдат, взвешивая цепь в руке. — А пока пей вино, да веди потом нашу Брунхильду в покои ее. А мы тебе завидовать будем.
Юноша и не нашелся, что ответить, а Волков, Сыч и Еган пошли к себе. А Еган говорил поднимаясь следом за солдатом:
— Ох и легко вам даются деньги, господин.
А Сыч был мрачен. Будь его воля, зарезал бы он этого мальца.
— Ну что? — спросила Агнес, когда они вошли в покои. — Прогнали похабника?
— Тут спать будешь, — отвечал ей солдат.