– То грех, брат, – заметил монах.
– То мой грех, брат, – решительно оборвал нунций.
– Да будет на то воля Божья, – нехотя произнес монах-рыцарь.
Агнес спала абсолютно безмятежно, пока не стало светать.
И тут ее словно душить что-то стало. Как не было спокойного сна. Заметалась она по кровати, лягнула Брунхильду, что спала рядом, а потом стала задыхаться. Наконец девочка проснулась, села на кровати. Солнце первыми лучами уже проникло в комнату через маленькое окно. Брунхильда спала спокойно, как может спасть молодая здоровая женщина. Агнес же тряслась, словно в лихорадке. Тревога овладела девочкой. Она встала и босая, в нижней рубахе, вышла из комнаты. Ей нужно было сказать господину что-то, а что, она сама еще не знала. Постучала в покои, где спали мужчины, и дверь отворилась. Она вошла, все были на месте: и Сыч, и Ёган, и монах. Все они спали на полу, а вот кровать оказалась пуста. Господина не было. Агнес залезла на кровать, посидела и тихо заплакала. Так она и сидела, надеясь, что господин вскоре придет. Но он не шел. А вскоре Ёган проснулся и сказал ей, чтоб шла мыться и одеваться, что господина не будет и что всем нужно идти на утреннюю мессу в главный храм города, что господин уже там. Агнес пошла одеваться, надеясь, что ее сон – всего лишь сон.
Глава 6
Все, что до сих пор для солдата было важным и значительным, по сравнению с величественностью происходящего стало мелким и пустым.
Народ, пришедший на утреннюю мессу, которую служил сам архиепископ, после службы не разошелся, узнав, что в церкви еще что-то намечается. А еще там были все люди солдата: Ёган, Сыч, Брунхильда, Агнес, брат Ипполит, и Роха пришел, и Пилески, и Рудермаер. Для всех то, что происходило, являлось полной неожиданностью, только Ёган знал о приготовлениях. Он принес алое сюрко, подушку для коленопреклонения и позолоченные шпоры. Пел хор, в этом прекрасном и большом храме был прекрасный хор. Архиепископ во всем своем облачении поманил солдата к себе. Волков уже облачился в красное сюрко. И когда к нему подошли два отца Церкви и повели его к алтарю, у которого стоял архиепископ, у солдата перехватило дух. Да так, что жарко ему стало, и звуки доносились словно издалека, и в ногах его случилась слабость, и хромать он стал заметно сильнее. Он не мог понять даже, наяву ли все это происходит. Волков оглядывался. Видел лица своих людей, видел выпученные от удивления глаза Игнасио Рохи и понимал, что это явь. А архиепископ, улыбаясь, взял его руки в свои ласково. И, как по команде, хор стих, в соборе повисла тишина, и святой отец зычно произнес, так, что стало слышно в самом дальнем углу храма:
– И сказал Господь: «По делам вашим воздастся вам». Так прими, сын мой, то, что заслужил!
И грянул хор так красиво и торжественно, что Волков едва мог дышать от волнения. Кто-то подложил перед ним подушку красную, кто-то заставил его поставить на нее колени, хор снова смолк, а архиепископ стал читать молитвы. Волков их не слышал. Склонив голову и глядя на богатые туфли курфюрста-архиепископа, он думал: «Господи, со мной ли это происходит, не сон ли это?»
Он не знал, сколько это все продолжилось, и пришел в себя, только получив хороший удар по шее. И услышал слова архиепископа:
– И пусть удар сей будет последний, на который ты не ответишь.
И снова грянул хор, а Волкова подняли с колен, перед ним разместили скамейку, он не мог понять для чего, пока одну его ногу прислуживающий отец не поставил на нее. Сам архиепископ во всем своем тяжелом облачении склонился перед новоявленным рыцарем и стал на его сапог надевать шпору позолоченную. Затем то же произошло и с другой ногой, солдат едва выстоял на своей больной ноге, пока курфюрст закреплял на его сапоге вторую шпору. Тут же один из прислужников снял с Волкова пояс с мечом и с молитвой понес его вокруг алтаря, обнес и передал меч архиепископу. И тот, также с молитвой, повязал оружие солдату. Потом его снова поставили на колени на подушку, а сеньор города Ланна возложил ему на плечо свой меч и произнес:
– Отныне ты рыцарь Господа и брат наш.
Солдат стоял не шевелясь, а архиепископ целовал его двукратно, говорил, держа руки свои на плечах Волкова:
– Слышал я, что ты без комиссара инквизиции и без суда ведьму сжег.
– Я… нет… то есть да… – растерялся Волков.
– Порыв души верный, но все должно быть по закону Божьему.
– Я… я… – заикался солдат.
– Пусть на гербе у тебя будет факел, – произнес архиепископ тихо.
Кто-то шепнул солдату сзади:
– Целуйте руку архиепископа.
Солдат стал на колено, даже боли в ноге не почувствовал, и поцеловал руку, а архиепископ поднял его и еще раз двукратно облобызал и крепко обнял, после чего произнес громко: