— Когда ты завел канал на XXXTube?
— О… ну, когда я еще танцевал, у меня был в театре знакомый, который иногда меня трахал. Мы просто дружили, ничего больше. После того, как я стал таким, как сейчас, он иногда заходил ко мне, но в итоге это закончилось. Как обычно — приятель, с которым я спал, нашел настоящего парня, ну а я остался один. В общем, он перестал приходить, а мне дико хотелось секса. Я записал видео, загрузил его, и оно выстрелило. И тогда я подумал: черт, а почему бы и нет? Это ведь моя жизнь и мое тело. Плюс это приносило хорошие деньги.
Гаррет медленно кивнул.
— Значит, быть перед зрителями не то же самое, что быть перед камерой?
— Угу. Я не знаю… я понял, что люблю выступать, но мне необходима дистанция. Звучит странно, но это действительно так.
— Когда ты в последний раз занимался сексом?
Я усмехнулся.
— Полчаса назад.
— Ты понял, о чем я.
Пожевав губы, я тихо промямлил:
— Два года назад.
— Когда, говоришь?
— Два года назад! У меня был знакомый, который какое-то время заходил ко мне, а потом… — Я осекся и метнул на него разгневанный взгляд. — Ну спасибо, засранец, за то, что заставил признать это.
Руки Гаррета молниеносно обняли меня, и я упал к нему на колени. Я не привык к такому бесцеремонному обращению со своим телом, но это начинало мне нравиться. Наверное, потому что мне нравилось все, что он делал.
— Выходит… — на его губах стала зарождаться улыбка, — я в каком-то смысле особенный, раз спустя столько времени ты выбрал меня?
— Да, но я вовсе не был застенчивым девственником. — Я ткнул его в бок. — Я трахал себя перед камерой. Много. Так что твоя уникальность — не только в том факте, что мы переспали.
Он просиял, но сумел приструнить себя и придать лицу серьезное выражение.
— Я просто шучу. Для меня это не имеет значения. Я и сам, в общем-то, не пуританин.
— Да, я заметил.
— Хорошо. — Гаррет взял мои щеки в ладони. — Почему ты не рассказывал все это раньше? Не только о своей личной жизни, но вообще обо всем?
— Наверное, из-за чувства ответственности. Ты говорил, что благодаря мне твоя служба переносится легче. И ты уже напрягался, когда люди цеплялись ко мне на твиче. Я не хотел доставлять тебе… лишних переживаний.
— Это так самоотверженно.
— Как и служба в армии, нет?
Его игривость поблекла, и он сел на пятки.
— Не знаю. Не в моем случае. Я пошел в армию из-за отсутствия альтернатив. Теперь у меня есть шанс получить образование и профессия. И я смог вырваться из Рикстона, а он самый депрессивный город во всей Пенсильвании.
— Почему?
Он пожал плечами.
— Там низкий средний доход. Зимой адская холодина. Сложи первое и второе и получишь алкоголизм и всеобщее уныние в целом. Там хреново. В подобных местах легко впасть в отчаяние, и поэтому многие парни уходят служить.
Кивнув, я всмотрелся в его лицо и увидел, что оно помрачнело. Гаррет редко рассказывал о своем родном городе — возможно, по личным причинам, а может, из желания оградить меня от тревожных подробностей своей жизни. То же самое двигало при разговорах с ним мной.
— Ну… — произнес я, подумав, — все могло сложиться и хуже. Ты мог… начать торговать наркотиками. Сутенерствовать. Или типа того.
Рот Гаррета дернулся, и на сей раз ему было еще труднее удержаться от смеха.
— Что? — Я толкнул его. — Что смешного?
— Сутенерствовать? — Он растянулся на мне и рассмеялся мне в шею. Все его девяносто с чем-то там килограммов мышц сотрясались от смеха. — Ты такая балда.
— Что? Это серьезно!
— Конечно. — Отдышавшись, он покачал головой. — Я рад, что ты гордишься мною за то, что я предпочел сутенерству военную службу.
— Ты надо мной насмехаешься.
— Никогда.
— В общем, — я обнял его, — вот и вся моя история.
— А твоя семья…
Моя семья уже даже не была больной темой. Я всегда был один. С детства мало что изменилось.
— От тети я каждое Рождество получаю открытку. Моим двоюродным братьям и сестрам не до меня — у них семьи с детьми, и они вряд ли помнят, что есть такой дальний родственник с отцом-наркоманом, который давным-давно у них жил. Моя бабушка умерла, когда я еще был подростком. Иначе я бы, наверное, получал на дни рождения открытку с десятидолларовой купюрой внутри. А с отцом я не общался… не знаю, еще со средней школы?
Он тяжело выдохнул.
— Черт.
— Ну а почему, как ты думаешь, мне было так просто исчезнуть?
Гаррет наморщил лоб.
— Но ты же… такой обаятельный, и с тобой интересно. Не верится, что никто не захотел тебя удержать.
Я впустил эти слова к себе в сердце и разрешил им согреть меня изнутри.