— Я рад, что ты так считаешь. Только не знаю… сколько в том правды.
— Но в интернете…
— … все по-другому. И с тобой я тоже другой, потому что… с тобой все естественно.
Он пригладил мои волосы.
— Я не думаю, что со мной ты другой. Мне кажется… я надеюсь… что со мной ты можешь быть таким, какой есть.
Я и впрямь был с ним собой. В большей степени, чем мог объяснить. Гаррет получил Настоящего Кая. Или, как минимум, его лучшую версию.
— Ну вот я и рассказал тебе о своей семье — а точнее, об отсутствии таковой, — так что теперь расскажи мне о себе.
— Ты уже знаешь, что мой отец не так давно умер, но вырос я в Рикстоне с ним, матерью и сестрой.
— Ты говорил, что твоя семья не знает о том, что ты гей?
— Угу. Признаваться не было смысла. Я же ни с кем не встречался. Натуралов, которые потом не могли смотреть мне в глаза, я посылал, а моя единственная попытка найти парня в сети обернулась огромным провалом.
Меня всегда убивало то, с какой горечью он о том вспоминал.
— Гаррет…
— Мой отец был гомофобом. Чудовищным гомофобом. Я убежден, что легализация однополых браков и было тем, что окончательно подкосило его. — Гаррет попробовал улыбнуться, но улыбка вышла кривой. — Насчет матери и сестры я не уверен. Думаю, они воспримут нормально, но мне проще было не говорить им, и все. Понимаешь?
— Конечно.
— Но скоро я им расскажу. Из-за тебя.
Все у меня внутри снова сжалось, и я прохрипел:
— Из-за меня?
— Кстати, пока я опять не забыл. — Гаррет взглянул на часы. — Мне надо позвонить сестре.
Я поймал его за руку.
— Ты собираешься рассказать ей прямо сейчас? — Мой голос взвился до истерических ноток, хотя я даже не вполне понимал, чего конкретно боюсь.
Гаррет, наконец-то поняв, что у меня вновь начинается паника, крепко сжал мои плечи.
— Воу, Кай, успокойся. Нет, совершать каминг-аут по телефону я, конечно, не буду. Просто если не сказать, что со мной все в порядке, то она будет звонить мне всю ночь.
Ладно, причин для паники не было. Мое дыхание начало приходить в норму, но Гаррет отпускать тему не стал.
— Хочешь сказать, почему так сильно перепугался?
Не особенно.
— Просто сейчас… мы в безопасности. Есть только мы. Ты и я. И я на минуту забыл, что у тебя есть своя жизнь и семья, и подумал, а вдруг твоя сестра решит, будто я превратил тебя в гея, или возненавидит меня…
Его ладони, лежавшие у меня на плечах, дарили успокоение.
— Давай не спешить. Я позвоню сестре, скажу, что благополучно доехал до друга, и что ненадолго здесь задержусь.
Я проигнорировал «ненадолго» и сосредоточился на общем смысле сказанных слов.
— Хорошо. Извини.
— Не извиняйся. Но когда снова запаникуешь, то, если сможешь, поговори со мной. И мы все решим. Я понятия не имею, что делаю, но хочу попытаться.
Я смотрел на него и думал, не будет ли слишком рано сказать, что я уже наполовину влюбился. Ну хорошо, на три четверти. Кивнув, я сумел вымолвить только одно:
— Спасибо тебе.
Гаррет поцеловал меня в лоб и толчком поднялся с кровати, а я улегся на бок и стал смотреть, как он наклоняется, подбирая с пола штаны, и как на его заднице напрягаются мышцы.
— Зачем ты одеваешься?
— Я не буду говорить с сестрой голым, — сказал он, застегивая «молнию» джинсов.
— Но она не узнает!
— Но я-то знать буду. Все разговоры с Николь — только в штанах.
Он оглядел мою спальню, высматривая, куда бросил футболку, а потом уставился в стену. Я улыбнулся — его взгляд зацепился за выведенные зеленым мелом слова, которые я написал полгода назад: «В случае моей насильственной смерти прошу винить Хаззарда».
— Что это?
— Я написал это, когда обнаружил, что убил лучника защитника Родины. Боялся, что ты придешь мстить!
— Мстить? — недоверчиво переспросил он. — Откуда ты вообще узнал, что я служу в армии?
— Когда мой орк тебя сделал, я поспрашивал о тебе.
— Знаешь, так странно, что все это началось со стычки в игре. — Гаррет, по-прежнему глядя на надпись, покачал головой. — Ладно, пойду позвоню этой девчонке, пока она не взбесилась.
— Удачи тебе.
Он козырнул мне — намного четче, чем я, — пошлепал в коридор, и я услышал, как он роется в своей сумке.
Поднявшись с кровати, я поморщился — задница немного побаливала, но то была приятная боль, — и натянул чистые тренировочные штаны. Проверяя почту, я слышал голос Гаррета, доносящийся из коридора.
— Я приехал… у друга… нет, Николь, это не девушка. Как там мама? Этот тип нормально с ней обращается? Все-таки его надо проверить… так, не указывай, что мне делать.
Хотя его тон был задиристым, в нем безошибочно считывалась любовь. У меня родных братьев и сестер не было, и я часто гадал, каково было бы расти не одному и знать о их прошлом практически все.