Я мог устроиться в любой дворовой автосервис, вот только набор навыков у меня был немного не тот. Я совершенно не разбирался в движках иномарок. Зато с трактором или танком мог сотворить чудеса.
— Я не верю, что ничего больше нет. — Я оттолкнул ноутбук на середину стола и уставился на мерзкую вкладку. — В Пенсильвании десятки заводов.
— Да, но ни один из них — кроме самого первого, куда ты ездил на собеседование — не предлагает то, что ты хочешь. Кстати, напоминаю: до конца месяца ты должен дать им ответ.
— Знаю, — ответил я. — Но управляющие вакансии у них есть только в Огайо и гребаном Иллинойсе.
Моя мать откинулась на спинку стула, и между нами растянулось молчание. Она ждала, когда я объясню, почему перспектива уехать из штата вызывает у меня такой сильный страх. Я с самого детства мечтал унести ноги из Рикстона и из Пенсильвании в целом. Но теперь это решение грозило вынести приговор ключевому фактору моей новой жизни — тому, что включал в себя Кая.
— Ну ничего. — Единственным звуком на кухне была барабанная дробь, которую выбивали на столе мои пальцы. — Деньги у меня пока есть. Так что подожду, когда подвернется что-то еще.
На мамином лице появилось выражение глубокого скептицизма. Она поставила локти на стол, подалась плечами вперед и уставилась меня самым прямым и вызывающим взглядом за всю мою жизнь — если не считать того спарринга с быком из Сент-Луиса. Он пытался доказать свое превосходство, напирая на то, что армия платит мне, простому механику, незаслуженно много, и у меня возникло желание сшибить ему голову с плеч. Когда спарринг начал превращаться в кое-что посерьезнее, нас разнял Костиган.
Черт, мне, наверное, стоило позвонить Костигану прямо сейчас.
— Гаррет, сынок. — Она выгнула бровь. — Ты сейчас думаешь не той головой.
Я выпрямил спину.
— Послушай…
— Нет, это ты послушай. — Она ткнула в ноутбук, и он чуть не упал со стола. — Я понимаю, ты только вернулся, и да, один месяц можно и отдохнуть, но сейчас ты говоришь ерунду.
— Почему ерунду? На несколько месяцев мне вполне хватит. Я даже смогу помогать деньгами тебе. Что здесь такого?
У ее рта залегли нетерпеливые складки.
— Ты работал с пятнадцати лет, а теперь вдруг решил отказаться от хорошего места?
— Ну…
— Еще недавно ты только и делал, что строил планы на будущее, рассказывал про знакомых ребят, которые отлично зарабатывают в Caterpillar, и…
— Ма, ты не понимаешь. — Я снова взялся за голову. В висках начала пульсировать боль. — Есть и другие компании.
— И в наших краях ни одна из них ничего подходящего не предлагает. А если даже предложит, то лишь на конвейере, откуда тебя через месяц-другой сократят. Гаррет, если ты примешь то предложение, то сможешь выбиться в люди.
— Да, — ответил я резко. — Сейчас вакансия только одна. Но через несколько месяцев…
— Гаррет, ну что ты несешь! — Она схватила с края стола мятую сигаретную пачку. Видеть, как она спустя много лет снова стала курить, было так странно. Может, она бросила лишь из-за фашистских домашних правил отца? Мне не особенно нравилось ее возвращение к вредной привычке, но я был далек от того, чтобы учить ее жить. — То есть, ты хочешь сказать, что твой план действий таков: спустить все свои сбережения, надеясь, что через несколько месяцев подвернется другая работа? Ты же помнишь, как бедно мы жили, и все равно похеришь свой шанс ради того, чтобы поиграть в домик с парнем, которого только что встретил?
Я ждал этого вопроса с момента, когда она предложила мне сесть и все обсудить. После того, как я неделями избегал этой темы, он был неизбежен. Мало-помалу и она, и Николь перешли от радости за меня и мои первые настоящие отношения к озабоченности на тему того, когда же я, черт побери, определюсь, как дальше жить.
Перемена была предсказуема. Когда мы были детьми, у нас далеко не всегда было вдоволь еды на столе, потому что отца раз за разом выгоняли с работы за пьянство, а мама обеими руками держалась за низкооплачиваемую должность секретаря лишь потому, что на ее зарплату жили мы все. Теперь, когда мы с Николь стали взрослыми, а мой отец умер, она получила возможность пожить для себя.
Мама замечательно относилась к любви, но разбрасываться предложениями хорошей работы… для нее это был нонсенс. И я понимал, почему. Но все равно при каждом хоть сколько-нибудь негативном упоминании Кая в мою спину словно вонзалось копье.
— Ма, не заходи в эту степь.
— Эй! — рявкнула она. — Этот парень мне нравится. Он, черт побери, очарователен, и я, между прочим, даже потратила время на то, чтобы посмотреть его стрим.