Аарон (едва удержавшись на ногах, держась за столб): Как?.. И Сепфора?.. Но почему, почему?
Халев: А ты что хотел, Аарон?.. Чтобы она бегала по лагерю и спрашивала у всех, где ее муж?.. Чтобы началась паника и все бы, наконец, открылось?.. Надо было быть последним глупцом, чтобы оставить ее в живых.
Аарон: Мы так не договаривались …
Халев: Что сделано, то сделано.
Аарон: Что с нами будет, если мы начнем убивать детей и женщин?.. (Иешуа). А ты?.. Ты знал?.. Да?.. Знал и не сказал… Ах, Иешуа…
Иешуа: Что делать, Аарон. Мы знали, что ты будешь против, поэтому решили ничего тебе не говорить.
Аарон: Но зачем?.. Зачем?
Иешуа: Никто не хотел ее смерти, но все повернулось так, что у нас не было другого выхода… Представь, что было бы когда хотя бы небольшая часть того, что мы знаем, стало известно толпе?.. Хватило бы и двух слов, чтобы мы остались в одиночестве перед разъяренной толпой.
Халев: Вот именно. А так мы откупились небольшой кровью от больших бед… И не говори, что ты этого не предвидел, Аарон.
Аарон: Но не Сепфору… Нет, нет…
Халев: А что она такое без Моше, Аарон?.. Несчастная вдова, которая доживает свой век из милости?.. А так она ушла женой Моше и в памяти людской осталась как его верная Сепфора, о которой будут помнить до тех пор, пока помнят Моше… Видел бы ты, как они лежат рядышком, словно влюбленные голубки в пору, когда цветут маки.
Аарон (едва слышно): Бедная Сепфора…
Иешуа: А те, кто был с тобою?
Халев: О них не беспокойся. Они тоже уже ничего не скажут.
Иешуа: Не хватятся?
Халев: А если и хватятся, то завтра все будут заняты уже другим, чтобы помнить про вчерашний день.
Иешуа: Так значит, все…
Халев: Да, значит, все… Надеюсь, все что нам пришлось сегодня сделать окупиться и принесет плоды…А завтра на рассвете, мы скажем всем, что Моше ушел в горы, чтобы молить Крепкого о победе и пусть меня разорвут демоны, если к полудню Йерехо не запылает.
Иешуа: Он запылает, Халев, можешь мне поверить.
Халев: Не разуверюсь в этом, даже если сам Крепкий придет и примется меня в этом разубеждать… (Иешуа). Ну, что, идем?
Иешуа: Идем… (Аарону). Помочь тебе?
Аарон: Не надо.
Иешуа: Тогда прощай.
Аарон: Прощай сын Нуна.
Халев: Прощай, Аарон.
Аарон: Прощайте.
Халев и Иешуа уходят. Аарон медленно и с большим трудом идет по палатке, едва передвигая ноги.
(Бормочет). Прощайте, прощайте… Еще недолго нам прощаться, нет, не долго… Тогда узнаете, как жить без старого Аарона… Посмотрим, кто вам подсчитает тогда овец м овечий приплод, кто измерит далеко ли до новолуния, кто вылечит лихорадку и отличит золото от бронзы…Еще спросите – где Аарон?.. А он уже там, где его не достанет и Крепкий, так глубока его могила и беспробуден сон…
Короткая пауза.
Бедная Сепфора… (Бесшумно плачет, держась за центральный столб). Кто знал, кто знал…
Небольшая пауза.
(Сделав несколько шагов, вдруг резко оборачивается). Кто тут?.. Я ничего не вижу… (Всматриваясь перед собой). Это ты?.. Ты?.. Решил вернуться?.. Или хочешь, чтобы я раскаялся в случившемся и попросил бы у тебя прощенья? (Негромко смеется). Нет, нет, брат. Ты сам виноват во всем, что случилось. Ты, а не я или Иешуа. Посмотри, завтра ты мог бы идти впереди своих воинов и петь во славу Крепкому наши священные гимны, но ты не захотел. Ты решил, что тебе лучше остаться на этом берегу, вот ты и остался, брат, и это даже хорошо, что ты навсегда останешься здесь и не пойдешь дальше… Подумай сам, что было бы, если бы ты вступил в эту землю? Ты бы ворчал, и брюзжал, и был бы вечно недоволен тем, что люди несовершенны, что они глупы, привередливы, жадны, что им нужны не мечтатели и фантазеры, а воины и каменотесы, строители, священники и кузнецы, все те, на ком будет держаться слава и сила Израиля…Конечно, они не такие совершенные, как тебе бы хотелось, но что же делать, брат?.. Они могут прилгнуть, украсть или даже убить, но зато они никогда не осмелятся усомниться в словах Крепкого и тех, кого он избрал своими служителями. (Помедлив, громко). Бог поступил мудро, брат, что обманул тебя. Потому что у Него совсем другая задача. Он занят своим народом, о котором надо заботиться, и который надо учить, кормить и одевать. Народом, которому надо дать эту землю, эти города и эти пастбища, чтобы он мог рожать детей и приносить жертвы, строить и защищаться, разводить овец и сеять хлеб. (Сердито, словно отвечая на слова невидимого собеседника). Конечно, Он больше не будет говорить нам через тебя. Но зачем Ему говорить, Моше? Что еще Он мог бы сказать нам сверх того, что уже сказал? Посмотри, разве не все уже сказано, брат? А все сказанное разве уже не записано? И разве не в том смысл этого записанного, чтобы оно сегодня было тем же, что и вчера, и через год, и через сотню лет то же, что и сегодня?.. Сам Крепкий не захочет вспоминать так, как оно было на самом деле, потому что на самом деле всегда было так, как записано в нашей книге…