Бог: Согласен… (Идет в сторону кладовки, но затем останавливается). А кстати. Чуть не забыл… Сейчас к тебе придет одна женщина. Так что имей в виду…
Этингоф: Обязательно. (Помедлив, так словно до него не сразу дошел смысл услышанного). Что ты сказал?
Бог (намереваясь уйти): Ничего.
Этингоф: Не лги… Ты сказал – сейчас к тебе придет женщина… Я ведь не ослышался?..
Бог: Допустим.
Этингоф (поднимаясь на ноги, взволновано, негромко): Это воздушное, гладкое, приятно пахнущее, мелодичное, ослепительное?.. Чистое, гармоничное, прозрачное словно лед… Я тебя правильно понял, дармоед?..
Бог: Не груби.
Этингоф (взволнован): Это медовое, молочное, пронзительное, напоминающее увертюру… (Идет по сцене). Да, ты хоть знаешь, что это такое?.. Хотя откуда тебе это знать, если в голове у тебя одно только сливовое варение, да еще эти дурацкие заповеди, без которых все давно прекрасно научились обходиться!.. (Быстро поправляется). Виноват!.. Виноват… Без всех, кроме, одной… (Смеется). Плодитесь и размножайтесь!.. (Задушевно). Не хотелось бы тебя огорчать, но боюсь, что ничего лучше этого ты уже не придумаешь.
Бог: Она придет не для этого.
Этингоф (разочарован): Нет?.. Но тогда для чего?..
Бог: Она придет, чтобы взять у тебя интервью, Этингоф.
Этингоф: О, Господи!.. (Хихикает). А я разве говорю тебе о чем-нибудь другом?.. (Понизив голос). Может быть, тебе это до сих пор неизвестно, но если женщина приходит к одинокому мужчине для того чтобы взять у него интервью, то это почти наверняка значит, что она готова немедленно принять участие в исполнении той заповеди, о которой мы только что с Тобой говорили.
Короткая пауза. Бог и Этингоф смотрят друг на друга.
(Кричит). Плодиться и размножаться!
Бог (страдальчески, зажав уши): Этингоф!.. Я тебя умоляю… Это совершенно необязательно.
Этингоф (возбужден): Ну, не скажи…
Бог: Говорю же тебе, она придет не для этого.
Этингоф: Иногда мне начинает казаться, что ты мне просто завидуешь… Лучше скажи, как ее зовут?.. Надеюсь, это не какое-нибудь вульгарное имя, от которого потом хочется почистить зубы?
Бог: Ее зовут Анна.
Этингоф: Можешь мне не верить, но почему-то я так и подумал… Анна… (Громко). Анна… (Нежно). Анна… (Страстно). Анна-а-а… (Кричит, глядя на Бога). Анна!..
Бог: Не знаю, как ты, Этингоф, но если бы я был на твоем месте, то еще бы сто раз подумал, прежде чем пускать на порог незнакомую женщину… И потом… Зачем тебе, скажи на милость, это глупое интервью?.. Что это вообще за удовольствие рассказывать о своей личной жизни, как будто это действительно кому-нибудь может быть интересно?..
Этингоф (задет): Моя личная жизнь?
Бог: Твоя личная жизнь, сынок… Можешь мне поверить, но по моим сведениям никому в целом свете давно уже нет до нее никакого дела… Ну разве что мне.
Этингоф (хрипло): Никому?.. Ты сказал – никому в целом свете?..
Бог с деланным сожалением сокрушенно разводит руками.
А хочешь знать, почему?.. (Кричит). Потому что с тех пор, как ты явился сюда, прикинувшись страховым агентом, и поселился в моей кладовке, моя личная жизнь благополучно закончилась!.. От нее остались одни только воспоминания! (Разводя руками, с изумлением). Силы небесные!.. Ну, разве это не абсурд?.. Пять миллиардов идиотов носили бы тебя на руках, если бы ты осчастливил их своим присутствием, но ведь нет!.. Тебе обязательно надо было поселиться у Этингофа!.. У этого бедного еврея, за которого некому вступиться!.. У этого несчастного, которому даже не с кем переброситься парой слов, когда ему становится холодно и одиноко!.. Занять его кладовку, есть его варение, а когда к нему, наконец, захочет прийти женщина, то уговаривать его, чтобы он ее не пускал!.. (Кричит). Дудки!.. Сейчас же отвечай, когда она придет, если не хочешь оказаться на улице!..
Бог: Господи, Этингоф, зачем же так орать?.. Если тебе интересно, то она собиралась прийти между семью и половиной восьмого… Ради Бога.
Этингоф (смотрит на часы): То есть, прямо сейчас!.. Ты что, не мог мне сказать об этом раньше?
Бог: Если бы я поставил тебя в известность раньше, то ты бы радовался этому гораздо дольше, а твое разочарование было бы гораздо сильнее… Между прочим, если ты помнишь, вчера тоже было половина седьмого, но при этом никто, слава Богу, не пришел. Поэтому будем надеяться, что сегодня тоже никто не придет.