Почти сразу из-за ширмы показывается Авраам. Негромко посмеиваясь, медленно идет прямо к Предводительнице. Та пятится назад.
Авраам (негромко): Цып, цып, цып, цып…
Предводительница (отступая, неуверенно): Цып, цып, цып…
Авраам: Ну и где твой петушок, курочка? Что-то я не слышу в твоем кудахтанье ни капли настоящей страсти. Или ты уже забыла, как это бывает?.. На насесте, второпях, оглядываясь на дверь и кусая губы, чтобы они не закричали?.. (Кричит). Цып, цып, цып, цып!..
Предводительница: Цып, цып, цып…
Авраам: Ты ведь помнишь, да? Ночью, днем, под утро, на сеновале, в лесу, в машине, в гостинице, в лифте, на земле, на парковой скамейке, под тиканье будильника, под музыку из соседней форточки, под шум дождя, под чьи-то голоса за стеной, под стук колес…
Предводительница (слабея): Авраам…
Авраам: В поту, в крике, в невнятном шепоте, в прерывистом дыхании, во всем том, что под силу даровать нам одной только смерти, потому что только смерть в состоянии уберечь то, что не подвластно той потаскушке, которую мы называем временем. (Кричит). Цып, цып, цып!
Предводительница: Цып, цып, цып…
Авраам (негромко): А теперь внимательно посмотри на меня, женщина. (Негромко смеется, поворачивается и проходит перед Предводительницей). Видишь?.. Я мертв. Мертв. Как скорлупа сожженного в печи ореха. Как слова, потраченные на дураков. Ну, разве это не прекрасно, курочка моя?.. (Кричит). Цып, цып, цып!
Предводительница: Цып, цып, цып…
Авраам (идет по сцене): Ах, если бы ты только знала, как я мертв, женщина… Мертвы мои мысли, мертвы все чувства, все воспоминания и все надежды. Мертв даже мой язык, а это значит, что он никогда уже не сможет никого обмануть. (Негромко смеется). Язык, который всегда говорит только правду, – разве ты можешь похвастаться, что видела когда-нибудь что-нибудь подобное?.. Или ты хочешь узнать, на что это было похоже? Чем пахла эта ночь, которая не знает рассвета?.. Ах ты, любопытная курица…
Предводительница молчит. Йахве продолжает неподвижно сидеть, повернувшись спиной и уткнувшись в Телефонный справочник. Небольшая пауза, в продолжение которой Авраам некоторое время разглядывает затылок сидящего, затем вновь возвращается к Предводительнице.
(Негромко). Это было похоже на сон, в котором я висел, высоко над землей, раскинув руки. На сон, в котором мне было так хорошо и покойно, как бывает только в детстве, которое не знает ни тревоге, ни телефонных счетов, ни пустых разговоров… Словно птица, которая поднялась в небо и расправила крылья, чтобы сделать весь мир своим гнездом… (Оборвав себя, резко). Может, скажешь мне, наконец, что-нибудь?
Предводительница: Конечно, Авраам. Ты сегодня прекрасно выглядишь.
Авраам: Не уверен, чтобы это было именно то, что я хотел от тебя услышать. Может, попробуешь еще раз?
Предводительница: Хорошо… (Немного помедлив). Мне кажется, что ты что-то от нас скрываешь. (Поспешно). Только не думай, пожалуйста, что я обижаюсь. Совсем нет. В конце концов, каждый имеет право хранить в тайне свои секреты даже от близких друзей.
Авраам: Думаешь, мертвым есть что скрывать? (Негромко смеется). Может быть, вот это? (Приложив палец к губам, едва слышно). Т-с-с-с-с… (Осторожно ступая, подходит к сидящему Йахве и, наклонившись к нему, неожиданно громко кричит). А-а-а-а!
Вздрогнув, Йахве втягивает голову в плечи, но продолжает сидеть не оборачиваясь.
Что, не смешно?
Йахве (не оборачиваясь): Нет.
Авраам: Тогда, может быть, ты повернешься, чтобы я мог, наконец, посмотреть на твое лицо, благодетель человеков?.. Да, не прячься, не прячься. Я все равно тебя вижу.
Не поднимаясь со стула, Йахве неохотно и поворачивается к Аврааму. Чуть наклонившись, тот молча рассматривает Йахве. Небольшая пауза.
(Негромко). Ну, что ж. Я так и думал. Лицо, как лицо. В меру интеллигентное, в меру порочное, в меру невыразительное. С таким лицом можно работать и кассиром, и грабителем, и директором железной дороги… Знаешь зачем я вернулся, директор?.. Цып, цып, цып, цып…