Толпа гудит.
Вот почему я приговариваю этот горшок к смерти. (Подняв над головой, швыряет горшок на землю).
Аарон (шепотом, страдая): Горшок…
Пауза.
Моше (Аарону): Надеюсь, на сегодня все?
Аарон: Да, брат.
Моше (толпе): Тогда чего вы ждете?.. Или может, вы не согласны с моим решением?.. Тогда идите и судите друг друга сами.
Аарон (толпящимся): Идите, идите… Разве вы не видите, он устал и хочет немного отдохнуть?
Толпа расходится. Аарон опускается на сундук рядом с Моше. Пауза.
И все-таки мне почему-то кажется, что как раз горшок-то был виновен меньше всех… Или ты думаешь, что у нас их так много, что мы можем позволить себе бить их столько сколько захотим?
Моше (негромко): Ах, брат… Уверяю тебя, когда бы можно было вот так же легко разбить все вещи, от которых у людей загораются глаза и дрожат руки, жизнь стала бы другой…Помнишь, когда мы ушли из Мицраима, то думали, как замечательно, что мы, наконец, оказались в пустыне, где есть только небо и камни и где никто не говорит "это мое", потому что этого неба хватает на всех, и эту пустыню не пройти и за тысячу лет?.. Какое же это было счастье, освободиться от всех этих каменных храмов, колесниц и богатых одежд, так словно ты смыл с себя засохшую грязь и вновь стал чистым, таким каким был когда-то первый человек… Но потом я понял, что люди думают по-другому…Они больше ценят вещи, чем свою свободу, не желая понимать, что все эти вещи – словно песок, который забивает тебе в глаза южный ветер, сбивая с пути и загораживая от нас того, кто вывел нас когда-то из Мицраима… Ты только посмотри на них, брат!.. Они готовы судиться из-за клочка шерсти, из-за треснувшего горшка, из-за косого взгляда, из-за горстки манны… (Глухо). Иногда мне начинает казаться, что если Моав вдруг поманит их запахом своих костров, они бросят все и побегут под тень его шатров, чтобы есть его мясо и служить его богам…
Аарон: Не суди их строго, брат… Посмотри, они больше похожи на детей, которые нуждаются в заботе и наставлениях старших.
Моше: Скорее, в хорошей взбучке… (Желчно). Боюсь только, что им уже не помогут ни то, ни другое.
Аарон: Прости, но у меня нет для тебя другого народа, брат… Что делать? Придется тебе как-нибудь обойтись тем, что у нас есть… (С улыбкой). Или, может, тебе больше нравятся амалкитяне или эдомиты?.. Ты ведь не думаешь, надеюсь, променять на них свой народ?.. Чему ты смеешься?
Короткая пауза. Моше беззвучно смеется, закрыв лицо ладонью.
Разве я сказал что-нибудь смешное?
Моше: Знаешь, а ведь Он мне тоже сказал в прошлый раз – у Меня нет для тебя другого народа, Моше. (Смеется). Вот, как ты сейчас. Так, будто Он нам сочувствует, но, к сожалению, ничем не может помочь.
Аарон: Он так сказал?
Моше: Да, брат. Именно так… И тогда я спросил Его, – а может нам тогда вообще оставить эту затею, Господин?.. Посуди сам, разве камень может стать мягким, словно овечья шерсть? Или у кого-нибудь есть столько сил, чтобы выпрямить радугу? Кто-нибудь видел, чтобы солнце садилось на юге, а не в стране мертвых? Или кто-то может уговорить коршуна, чтобы тот выпустил из когтей добычу?.. (Почти сердито). Так может быть, нам все-таки было бы лучше остаться в Мицраиме, где не было недостатка в воде и хлебе?
Аарон (в ужасе вскакивая со своего места, оглядываясь): Замолчи!.. (Подходя, негромко) Ты так сказал Ему?
Моше: Слово в слово, брат… (Беспечно). И знаешь, что Он мне ответил?.. (Смеется). Он сказал мне – зато у Меня есть такой Моше, как ты. (Негромко смеется, затем почти наивно). Можешь себе представить, каково мне было это услышать?
Аарон (подавлен): Да, брат. Конечно. Он любит и оберегает и тебя и весь Израиль. (Помедлив, с усилием, мрачно). А Он случайно ничего не сказал тебе об Аароне?
Моше (делая вид, что удивлен): О тебе?.. Об Аароне, который все никак не может забыть расшитую золотом одежду, в которую облачаются служители Ра и которая снится ему каждую ночь?.. Об Аароне, который не устает пересчитывать овец и распекать сборщиков манны?.. Который боится забыть, сколько у него пустых мешков и записывает все, что случается в пути, не пропуская ни стоянки, ни переходы, ни дни смертей и рождений? Который экономит на всем, так что народ прозвал его Песочным скупердяем, справедливо намекая на то, у него не допросишься в пустыне и горсти песка. (Смеется). Ну, конечно же, Он ничего не сказал про тебя, брат.