Тишина нарушается, и в ответ раздается неистовый гул толпы, одновременно ликующий и озадаченный. Что касается меня, то я нисколько не смущен таким поворотом событий. Я знаю, почему я здесь и что меня ждет. Это ясно читается на суровом лице Фенна.
АРДЖИ поворачивается ко мне за объяснениями, но я игнорирую его и встречаюсь взглядом с Фенном в кругу. Мои плечи опускаются. Я заставляю себя посмотреть ему в глаза.
-Мне очень жаль, - говорю я, когда Фенн снимает рубашку и бросает ее к ногам нетерпеливых прохожих.
“Пошел ты”.
Фенн не ждет звонка. Он пришел, готовый забить меня до беспамятства, и я позволил ему. Первые несколько ударов - это катарсис для нас обоих. Я терплю побои, потому что это путь наименьшего сопротивления. Глаза опухают. Рот наполняется кровью. Назови это покаянием. Назови это жалостью к себе.
Я заслужил это.
“Сопротивляйся, придурок”. Фенн с диким выражением лица хватает меня за ворот рубашки и опускает на одно колено правым кроссом. - Ударь меня, черт возьми.
Я почти онемел, мои нервные окончания настолько натянуты, что едва воспринимают удары, только сильный звон в ушах при каждом гулком щелчке кости о кость. В конце концов, ярость Фенна — и разочарование из—за моего нежелания поменяться с ним - побуждает его схватить меня за голову и давить до тех пор, пока я не буду вынужден ударить его локтем в живот, чтобы освободиться.
“Вот и все”, - шипит он. “Ударь меня в ответ, чертов придурок”.
Он снова набрасывается на меня, на этот раз прижимая коленом между лопаток, и мое запоздалое чувство самосохранения срабатывает, и мы оба оперируем мозг рептилии. Я пытаюсь перекатиться, мой кулак врезается ему в челюсть, прежде чем мы оба поднимаемся на ноги. Я бью его. А потом бью снова. Потому что я тоже зол. Не с ним, а с самим собой.
Потому что мне вдруг пришло в голову, что единственная приятная вещь, которая произошла со мной за весь этот ужасный год, - это единственное, чему я не должен был радоваться.
В этом круге мы становимся злыми, окровавленными животными. Причиняем боль и изливаем злобу. Пока наши руки не отяжелеют, воздух не станет слишком густым, чтобы проникать в легкие, и мы не захлебнемся от собственного адреналина.
Я наношу удар ему по почкам, от которого он складывается вдвое и Фенну приходится сцепиться со мной. В красном, слепом порыве я бью его локтем по голове, пока не теряю равновесие. Он вдавливает меня в землю. Фенн оказывается сверху, усаживаясь мне на грудь, черты его лица искажены мукой и ненавистью. Он убирает кулак, когда я смотрю на него, зная, что вот-вот очнусь в больнице или меня выбросят в канаву.
Но удара так и не последовало.
Фенн, очевидно, осознав пределы собственной жестокости, останавливает себя.
“Ты мертв для меня”, - бормочет он, вставая. “На этот раз ты зашел слишком далеко, Лоусон”. Я узнаю своего отца по тому, как он смотрит на меня сверху вниз с таким презрением и отвращением. - Мы закончили.
ГЛАВА 43
FENN
Уменя ВО РТУ ПРИВКУС МЕТАЛЛА И ГРЯЗИ. ПУЛЬСАЦИЯ У МЕНЯ НА виске разгорается на моем лице и оседает на опухшем веке и ноющей челюсти. Я дышу неглубоко, сгибая ветви деревьев и смахивая паутину, пробираясь через густой лес. Боль - это ясность. Ясность цели, но также и следствия. Все это было неизбежно. С того момента, как я ступил к тому эллингу. Мы всегда собирались оказаться здесь.
Я не знаю, который час, когда оказываюсь под окном Кейси. Поздно. Я бросаю в стекло опавшие сосновые шишки и камешки, пока она не появляется, рывком открывая его.
-Господи, Фенн, ” шипит она. “ Какого черта ты— - Она резко останавливается. В ужасе от того, какой жестокий образ я создаю. “ Ты в порядке? Что с тобой случилось?
То, что она все еще проявляет хоть какое-то беспокойство, разбивает мне сердце.
Я поднимаю трубку. “ Ты возьмешь трубку, когда я тебе позвоню? Я не хочу кричать в твое окно и будить весь дом.
—Я не думаю, что тебе следует...
“Я пошла на озеро, потому что Гейб написал мне во время выпускного, чтобы я встретилась с ним в эллинге. Это то, что я пытался сказать тебе прошлой ночью, прежде чем твой отец прервал нас.
Она пару раз моргает. Затем говорит: “Дай-ка я возьму свой телефон”.
Я набираю ее номер, и она берет трубку после первого же гудка, снова появляясь у окна. Она в той розовой пижаме, которую я так люблю, ее светло-клубничные волосы убраны с хорошенького личика в низкий хвост.
“В тот вечер Гейб был на раздаче, так что у нас не было возможности по-настоящему потусоваться. Однако к тому времени он был готов к выступлению. Предложил накуриться в лодочном домике. К тому моменту я уже был пьян, но подумал: ”Конечно, я проиграл ".