Сиверекиец поднял кепку, надел ее, небрежно сдвинул на затылок и медленно зашагал вдоль улицы.
На Тахтакале он смешался с толпой и остановился у входа на рынок Мысыр-Чаршисы. «Неплохо было бы, если бы какая-нибудь работенка подвернулась». Увидев очередь за кофе, он подумал: «Этим городским господь бог разума не дал. Словно родились в кафе. А по мне, так хоть сорок лет пусть кофе не будет, и не вспомню о нем. Выпью — хорошо, нет — плакать не стану: от слез можно и глаз лишиться».
Тут к нему подошел какой-то господин:
— У меня небольшой груз. Поднеси до Чакмакчылара. Сумеешь?
— Посмотрим.
Груз как груз, килограммов этак на сто шестьдесят. Взвалил на плечи и двинулся вслед за господином.
Возвратившись из Тахтакале, он зашел в духанчик, съел миску фасоли, немножко плова. Вытер рот тыльной стороной руки и вышел. Не мешало бы еще закурить. Пошарил в кармане, нашел помятую дешевую сигарету, прикурил у прохожего и присел у входа на рынок. Ох, и хорошо же! Заправился на целые сутки. Глаза его скользнули по стройным ногам женщины, стоявшей в очереди за кофе…
…Вечером он застал своих товарищей в кофейне. Они что-то возбужденно обсуждали. Подошел поближе, прислушался. Эге! Вот оно что! Хамалбаши гуляет в пивной на Балата. Может, болтовня? Что же получается?
— Ох, чтоб ему подавиться! — кричал парень из Болу. — Вместо того чтобы защищать наши интересы, он, верно, сговорился с хозяином склада…
— Стало быть, завтрашняя работенка попела.
— Чтоб ему сдохнуть, собаке. Взял, должно быть, подачку от хозяина и уступил работу чужим.
— А-а-а! — вдруг дошло до сиверекийца.
— Что «а-а-а»? — На него смотрели гневные, налитые кровью глаза товарищей.
Сдвинув брови, он оглядел взволнованные лица. Конечно, может, он и не самый умный, но почему они торчат здесь и ничего не предпринимают?
— Что мы должны делать?
— Добраться до этого выродка, встряхнуть его как следует и потребовать ответа.
— Чего же сам-то стоишь? Пойди и потребуй, — проворчал старик из Сюрмене.
И сиверекиец, хотя был и не самый умный, заложив руки за спину, направился в пивную на Балата. Остальные молча пошли за ним. Пойти-то пошли, но мысль, что этот мерзавец хамалбаши десять лет отсидел за убийство, не оставляла их. Знали, как придет в ярость, сразу за нож схватится.
…Сильно захмелевший хамалбаши, увидев сиверекийца, рассвирепел. Как осмеливается этот урод в сдвинутой на затылок кепке, с заложенными за спину руками спрашивать у него отчет?
— Что тебе надо, парень? — угрожающе процедил он.
— Выйди, потолкуем, — сказал в ответ сиверекиец.
— О чем?
— Выйди на минутку, дорогой…
Взгляд хамалбаши скользнул к дверям пивной. «Они» были там… Одежда покрыта ржавчиной, лица и руки черны… Наверное, посетители уже смекнули, в чем дело. То-то уставились на старшину. Все его тут знают и уважают. Он ведь завсегдатай этой пивной — не меньше ста раз здесь был. Одних чаевых сколько роздал.
— А ну, пошел вон отсюда, скотина! — закричал он.
Шум в пивной стих.
Может, сиверекиец и не самый умный среди своих товарищей, зато терпения ему не занимать… Он протянул руку к хамалбаши, схватил его за ворот, вытащил из-за стола и поволок на улицу.
Этого хамалбаши никак не ожидал. Он ударил сиверекийца по руке:
— А ну, отпусти.
Но рука была сильной и держала крепко.
— Отпусти, говорю!
— Скажи, правда, что ты взял подачку?
— Может, и правда, а тебе какое дело? Ты что, самый умный, что ли? Отпусти, слышишь!
Он вырвался и влепил пощечину «бестолковому парню». А тот и глазом не повел, только погнутый козырек кепки съехал назад. Сиверекиец, как огромная глыба, двинулся на хамалбаши. Старшина подался назад, щелкнул складной нож. Сиверекиец медленно приближался. Вдруг ловким движением он схватил руку хамалбаши и сдавил ее. Нож выпал. Лицо хамалбаши перекосилось от боли, он согнулся в три погибели, рухнул на колени и захрипел, как раненый бык.
Он был побежден и теперь извивался у ног сиверекийца и его товарищей. Сиверекиец нагнулся, поднял нож, переломил его и протянул бывшему старшине.
— Держи, — презрительно бросил он и повернулся к товарищам. — Этот предатель нам больше не нужен, ребята! Будем обходиться сами! Что заработаем, разделим по-братски. Идет?
— Идет, идет!
Заложив руки за спину, накинув на плечи пиджак, сдвинув на затылок повернутую козырьком назад кепку, он не спеша зашагал впереди своих товарищей по освещенной электрическим светом улице.