Неджати
Перевод Л. Медведко
Он сидит уже семь лет.
Вечерами, когда обитатели камеры располагаются на нижних нарах и начинают рассказывать всякие похабные истории, он обычно лежит на своем узком топчане и читает книги. Как правило, это книги о жизни великих композиторов и музыкантов или рассказы Горького. На стене, в углу, над самым топчаном, большими буквами выведено углем: «ШАЛЯПИН — МАЛЕНЬКИЙ ПЕШКОВ — ГОРЬКИЙ». Поэтому над ним часто подшучивают и называют «Маленький Пешков», а Нури по прозвищу «Японец» зовет его «Шаляпин». Надзиратель при упоминании его имени всегда делает злое лицо и заключает: «Намык Кемаль — вот он кто! Опять у него книги под топчаном?»
В таких случаях Неджати не спешит с ответом. Он спокоен и невозмутим, как классическая статуя, сходство с которой подчеркивают правильные черты лица и длинные вьющиеся волосы, всегда, правда, слипшиеся от грязи. На нем большой, не по росту пиджак, подаренный ему несколько лет назад одним отбывшим срок заключенным, огромные солдатские башмаки и рваные брюки с заплатами на коленях. И все-таки он восторженно любит жизнь и людей.
Когда переносить насмешки товарищей и надзирателя становится невмоготу, он отворачивается и снова забивается в свой угол.
— Можете скалить зубы, сколько вам угодно! — подает он оттуда голос. — Вам смешно, что я не курю гашиш и не лезу в драки?
— Простите, Неджати-бей. Не соблаговолите ли сказать, какое у вас образование? — с издевкой спрашивает старший надзиратель.
— Я рабочий, — серьезно отвечает Неджати. — Мне надо было зарабатывать на хлеб, поэтому я не имел возможности ходить в школу.
— Неужели не окончил даже начальной?
— Не окончил…
— Может, хотя бы два класса?
— Нет…
— Ну хорошо, скажи тогда, что ты вычитал в этой книге?
Неджати, опустив глаза, соображает, как лучше ответить. Можно, конечно, отбрить надзирателя. Но сделать это надо так, чтобы не очень разозлить его. А то, чего доброго, разгонит всех по местам.
Неджати сидит в тюрьме несколько лет. Помощи ему ждать неоткуда. Ни отца, ни матери у него нет. Ни в тюрьме, ни на воле он не может позволить себе жить, ничего не делая. В тюрьме он вынужден выполнять самую грязную работу. За это ему, как и другим заключенным, государство дает тюремный паек. Два раза в неделю, в дни свиданий, Неджати получает от посетителей бакшиш за различные мелкие услуги. Это, пожалуй, его единственная привилегия…
— Ну скажи, что же ты все-таки вычитал? — продолжает допытываться старший надзиратель.
Неджати молчит.
Но однажды он не выдержал:
— Эту книгу написал такой же человек, как я… Рабочий человек.
Надзиратель расхохотался:
— Что ж, выходит, он тоже был неграмотный, как и ты?
Неджати злится на надзирателя. Но в то же время ему жаль его, как и всех этих темных, неграмотных людей.
— Выходит, Неджати-бей, — с издевкой продолжает надзиратель, — неграмотные тоже могут писать книги? Зачем же тогда все эти школы и всякие там институты? Позакрывать их надо!..
Неджати молчит. Надзиратель насмешливо смотрит на него, ожидая ответа. И не только надзиратель, все, кто слушает их разговор, смотрят на Неджати с улыбкой и ждут, что будет дальше.
— Написал бы и ты какую-нибудь книгу, — заключает надзиратель, прежде чем оставить его в покое.
Неджати уже и сам давно думает об этом: «Ведь многие писатели сначала были неграмотными. Сами научились читать и писать… Читали где придется: в пекарнях, кочегарках. А потом книги стали писать… Придет время — я тоже напишу книгу… Обязательно напишу!..»
Да, он должен рассказать о дураках надзирателях, о всех этих людях, которых он так хорошо знает…
— Орхан! — обратился он как-то ко мне. — Если бы ты знал, как я зол!
— На кого?
— На самого себя…
— За что?
— За то, что до сих пор не могу приучить себя не злиться на них. Жалеть таких надо, а не злиться.
— А ты не принимай их слова слишком близко к сердцу… Правда, иногда я и сам переживаю за тебя. Злюсь на тех, кто к тебе пристает…
— В самом деле? — спрашивает Неджати, вцепившись в мой рукав. — Ты правду говоришь? Ты тоже на них злишься?
— Чему же тут удивляться? Я живой человек. Или ты думаешь, у меня железные нервы?
— А скажи, Орхан, они тоже злились?
— Кто они?
— Ну они… Маленький Пешков, Шаляпин?