“Молод, но довольно искусен в азартных играх и шулерстве. Приемы меняются в зависимости от обстановки. Работает в одиночку или с напарником, однако, напарника ни разу не удалось задержать. Отсидел по приговору суда 18 месяцев. По отбытии срока выпущен и в настоящее время находится на свободе”.
– Подходит, – сказал Хэвиленд.
– Почему он меня особенно заинтересовал – дело в том, что он, так сказать, мастер на все руки, – сказал Браун. – Вот, возьми, например, обычного мошенника, так тот чаще всего придерживается какого-то одного, хорошо отработанного приема. А этот парень меняет и приемы, и игры. Точно так же, как тот, которым занимается сейчас наш восемьдесят седьмой участок. И должно быть, он очень осторожен – промышляет этим чуть ли не с детства, а влип только один раз. Браун ещё раз внимательно оглядел карточку. – И какой только болван составляет их? Ведь тут нужно было бы по крайней мере указать, где он “ломал” свой срок и на чем именно попался.
– А какая тебе разница? – безразлично поинтересовался Хэвиленд.
– Так должен же я знать, с кем имею дело, – сказал Браун.
– Зачем?
– А затем, что я сейчас собираюсь в отель “Картер”, где, надеюсь, и заберу его.
Глава 8
Отель “Картер” оказался на поверку довольно грязной дырой.
Однако, с другой стороны, для тех его обитателей, которые только недавно перебрались сюда со Скид-Роу, он наверняка казался величавым и роскошным, не уступая в блеске “Уолдорф-Астории”.
Все зависит от того, с какой позиции вы его рассматриваете.
То есть, если вы стоите на тротуаре перекрестка Калвер-авеню и 11-й Южной и, если к тому же идет дождь, а вы к тому же полицейский, которому предстоит произвести арест преступника, то отель “Картер” вполне может показаться вам грязной дырой.
Браун тяжело вздохнул, поднял воротник своего плаща, заметив про себя, что сейчас он наверняка смахивает на частного детектива, и только после этого всего вошел в вестибюль отеля.
Там сидел какой-то старик в потертом и засаленном кресле, отрешенно глядя на идущий за окном дождь и, наверное, вспоминая, как целовался он когда-то с какой-нибудь Марджори Морнигстар под кустом сирени. В вестибюле стоял тяжелый неприятный запах и Браун подозревал, что и этот старик внес немалый вклад в атмосферу вестибюля.
Он постарался не замечать этого запаха, как он уже давно перестал ощущать скрытую под пиджаком кобуру своего револьвера, и направился к дежурному.
Дежурный смерил его равнодушным взглядом и следил теперь за тем, как к нему приближается посетитель, пересекая вестибюль по диагонали. Ранняя апрельская муха, не вполне оправившись от зимней спячки, делала нерешительные круги над столом. Рядом со столом на полу стояла медная плевательница, сплошь покрытая неловкими плевками. Запах, стоявший в вестибюле, был запахом хронической неряшливости и общего разложения. Браун подошел к столу, и уже раскрыл было рот.
– Я прямо скажу тебе, парень, – не дал заговорить ему дежурный. – Черномазых мы тут у себя не принимаем.
Браун и бровью не повел.
– Значит, нельзя, да? – переспросил он.
– Не допускаем.
Дежурный этот был довольно молодым человеком, но явно уже начинал лысеть, несмотря на свои двадцать с чем-то лет. Лицо у него было прыщавым.
– Нет, не подумайте, лично против вас я ничего не имею, – сказал он. – Просто я работаю здесь, и таковы у нас правила.
– Очень приятно, что вы лично против меня ничего не имеете, – сказал с улыбкой Браун. – Да все дело в том, что я и не прошу ни о чем.
– Что? – сказал дежурный.
– Нет, конечно же, вы и сами должны понять, что я мог бы только мечтать о том, чтобы снять комнату в вашем отеле. Я ведь только что прибыл с хлопковых плантаций Юга, где мы там удобряем поля человеческим дерьмом. А жил я там в протекающей фанерной конуре, и сами понимаете, каким дворцом должен показаться этот ваш великолепный отель такому человеку, как я. Думаю, что я просто не перенес бы такой роскоши, разреши вы мне поселиться в одном из ваших апартаментов. Да что там – даже просто постоять тут в вашем холле для меня все равно что побывать чуть ли не в раю.
– Ладно, ладно, – сказал дежурный, – знаю я ваши шуточки. Все равно никакого номера ты тут не получишь. И скажи ещё спасибо, что я так тебе открыто говорю.
– Конечно, спасибо, – сказал Браун. – Примите покорнейшую благодарность, идущую из самой глубины сердца жалкого сборщика хлопка. У вас живет человек по имени Фредерик Дойч?
– А кому это нужно знать? – спросил дежурный.
– Мне это нужно знать. Мне, жалкому сборщику хлопка, – сказал самым униженным тоном Браун, заискивающе улыбаясь.
Потом он достал из внутреннего кармана пиджака бумажник, раскрыл его и предъявил жетон детектива.
Дежурный растерянно замигал. Браун продолжал улыбаться.
– Я просто пошутил насчет снятия номера, – сказал дежурный. – У нас тут сколько угодно негров.
– Да, я готов держать пари, что их тут у вас просто битком набито, – сказал Браун. – Так числится здесь у вас в журнале человек по имени Дойч или нет?
– Что-то не припоминаю такого, – сказал дежурный. – Он здесь проездом?
– Он постоянный жилец, – сказал Браун.
– Среди наших постоянных жильцов нет никаких Дойчей.