Мейвелл раздвинул губы, и его улыбка напомнила гостю зубастую улыбку хищника.
– Отлично понимаете. Вы ведь сами пришли ко мне, помните? Как думаете, почему? Неужели вы считаете, что по чистой случайности забрели в мой дом в тот день?
Этан пожал плечами:
– У меня имелись свои основания. – Мейвелл усмехнулся:
– Мне это известно. К счастью, ваши друзья из «Клуба лжецов» смогли найти лишь документы, касающиеся миссии, на которую я в любом случае возлагал мало надежд.
Этан похолодел. Итак, Мейвелл знает. Никогда еще не нуждался он так остро в своем умении профессионального игрока в покер скрывать эмоции.
– Послушайте, я не являюсь завсегдатаем «Клуба лжецов».
Мейвелл демонстративно сцепил перед собой пальцы, и его жест напомнил Этану Далтона Монморенси, хотя трудно было представить двух более непохожих людей.
– Мистер Деймонт, у меня нет желания ставить вас в неловкое положение, но, если позволите, я расскажу вам о ваших друзьях. – Мейвелл важно поднял палец. – Во-первых, они действуют под прикрытием джентльменского клуба, во-вторых, вербуют агентов из разных сдоев общества, что вызывает мое искреннее восхищение. В-третьих, они знают обо мне почти столько же, сколько я знаю о них.
Этан проглотил вставший в горле ком. Мейвелл и впрямь мог соперничать с Химерой.
– Красивая сказочка. – Он постарался, чтобы его голос не дрожал. – Хотелось бы мне знать, о чем вы толкуете.
Мейвелл кивнул:
– Разумеется, вы узнаете. Я не собираюсь вынуждать вас предавать товарищей...
Вероятно, на лице Этана промелькнуло что-то, ибо Мейвелл вдруг прищурился:
– Ага, значит, пока еще они не товарищи. Интересно. Неужели я нашел человека, который не проявляет к хозяину собачьей преданности? Если вы не любите своего хозяина... тогда он должен держать вас на очень коротком поводке. – Неожиданно Мейвелл по-доброму улыбнулся Этану. – Я мог бы обрезать для вас этот поводок.
Этан сидел не шелохнувшись. Он явно недооценил лорда Мейвелла, да и Далтон тоже. Полученное только что предложение заставило его душу сжаться от тоски. Он так ненавидел, когда его дергали за веревочки, не важно, с какой целью!
– У меня нет хозяина. – Это было все, что он сумел выдавить из себя.
Мейвелл смерил его долгим взглядом.
– Пожалуй, нет, с тех самых пор, как вы сбежали от своего отца. От этих слов Этана передернуло, и Мейвелл не пропустил это незначительное движение. Выражение его лица изменилось.
– Деймонт, вы считаете, что нас – вас и меня – разделяет целый мир, но, уверяю вас, под ярлыками, наклеенными на нас обществом, мы очень схожи. Я был третьим сыном, без всякой надежды на достойное существование, и рос с мыслью, что не имею ни малейшего шанса стать тем, кем мог бы стать. Ни настоящего титула, ни сколько-нибудь, значимого состояния, ни земель – ничего, что позволило бы мне добиться реальной власти. Пустой титул, присваиваемый каждому сыну герцога, подвесил меня между небом и землей. Я даже не мог заняться предпринимательством, ибо в противном случае вызвал бы презрение господ своего круга. – Мейвелл хмыкнул. – Впрочем, мой круг... Более никчемных людей я в жизни не встречал.
Услышав собственные мысли из уст Мейвелла, Этан испытал странное чувство, словно увидел перед собой не опасного шпиона, а свое отражение в зеркале. Он крепко зажмурил глаза, желая поскорее избавиться от гипнотической власти хозяина дома.
– Не сомневаюсь, что жизнь вашей светлости была очень трудной, – заметил он любезно.
Еще бы! Кому понравится быть подвешенным между небом и землей?
Этан и сам давно жил в подвешенном состоянии и уже забыл, что значит чувствовать под ногами твердую опору. Всю жизнь, сколько себя помнил, он был «кошкой, которая гуляет сама по себе». Его насильно вырвали из среды ему подобных, едва он научился говорить. «Я не хочу, чтобы мой сын разговаривал как уличный мальчишка, – то и дело слышал Этан слова отца. – Он должен разговаривать как лорд».
Потом его окружили плотным кольцом наставников, учителей танцев и фехтования и давали ему только то, что считал полезным отец. Это была аристократическая диета и воистину изысканное меню.
И все же учитель даже самого низкого дворянского происхождения стоял гораздо выше Этана на социальной лестнице и никогда не позволял ему забывать об этом. За деньги, которые платил его отец этим бедным джентльменам, они были готовы научить его всему, что требовалось, но больше всего преуспели в том, чтобы вложить ему в уши одну простую истину: сколько бы он ни старался, как бы упорно ни работал, как бы долго ни учился и ни тренировался, он никогда не станет одним из них.
Поскольку Мейвелл продолжал говорить, Этан заставил себя отогнать прочь бесполезные мысли и сосредоточиться на человеке, от которого зависела теперь его жизнь.
– Не кажется ли вам неразумным, Деймонт, что Англией управляют никчемные люди, обращая в прах ее величайшие богатства и плодородные земли? Придворные пичкают тупого принца женщинами и подношениями, в то время как мужчины с мозгами спокойно взирают, как в войне с Бонапартом страна все больше и больше истощает свои запасы и влезает в долги! – Этан устало развел руками:
– Так всегда было, и так всегда будет. – Мейвелл прищурился и снова наклонился вперед.
– Но так не должно быть, Деймонт. Неужели вы полагаете, что если Наполеон победит, то сохранит неизменной прежнюю структуру власти? Этот человек всего добился самостоятельно и считает, что прославить могут дела, а не титул. Неужели вы думаете, что он хотя бы минуту согласится терпеть этих белоручек, этих безголовых бездельников среди своей имперской аристократии?
Этан облокотился на спинку кресла и вытянул ноги.
– Пленительная идея, несомненно. Но разве в Париже не полно лордов и леди? Пусть сперва с ними разберется.
Мейвелл отмахнулся от его слов как от мухи.
– Они оставлены, скорее, для украшения, чтобы ублажить Жозефину. Тех, кто обладает реальной властью, продвинул Бонапарт, и лишь потому, что они доказали свою стойкость на поле боя и в залах власти. – Мейвелл откинулся назад, подражая непринужденной позе Этана. – Это люди вроде нас с вами, Деймонт, люди со здравым смыслом. Они видят мир таким, каков он есть, и понимают, как нелепо существующее социальное устройство и как оно опустошает нас.
Этан вскинул голову:
– Однако вы, милорд, в первую очередь пострадаете от революции. Я с трудом могу поверить, что вы согласитесь с легкостью расстаться со всем этим. – Он выразительно обвел взглядом комнату.
Мейвелл разразился искренним смехом:
– С чем – этим? С разваливающимся домом и бесконечными долгами, борьбой за то, чтобы поскорее выдать замуж пять дочек, пока никто не обнаружил, что даже платья, надетые на них, взяты напрокат?
Наконец-то до Этана дошло. Ситуация Мейвелла, отягощенная ответственностью перед семьей и положением в обществе, была той реальностью, с которой всегда боялся столкнуться он сам.
– И вы верите, что, если Наполеон одержит победу, все это изменится?
Мейвелл хмыкнул.
– Изменится, и еще как изменится. Говорю вам со всей ответственностью, мои усилия будут щедро вознаграждены. Я получу все, что заслужил, и даже больше. – Он пронзительным взглядом взглянул на гостя. – Как, возможно, и вы.
Этан непринужденно улыбнулся:
– У меня и так все есть. – Мейвелл вытянул губы трубочкой.
– В самом деле? Тогда я проведу с вами один эксперимент. Приходите завтра утром к воротам Карлтон-Хауса и попроситесь на личную аудиенцию к принцу-регенту.
Столь неслыханное предложение чуть не вызвало у Этана приступ неумеренного веселья.
– Почему приходить? Может, лучше прилететь? – Мейвелл спокойно улыбнулся.
– Я много думал на эту тему. Доверьтесь мне, Деймонт, и поверьте, это не просто каприз. Уверяю, опыт окажется для вас весьма полезным.