Он, естественно, пока еще не знал, что было в нем и еще нечто весьма привлекательное для его работодателя, а именно — его возраст. Папаше было шестьдесят три года, то есть не много и не мало, а как раз то, что нужно для отведенной ему роли.
— Давайте играть с неограниченным прикупом, — заявил вдруг Рейф. — Это оживит игру.
— Терпеть не могу этого варварства, — сказал глухой. — Это уже не покер, а какая-то неразбериха. Утрачивается логика игры.
— А вот и хорошо, — заявил Чак. — Может быть, в этом случае у нас тоже появится хоть какой-то шанс выиграть. А то вы играете так, будто собираетесь перерезать горло собственной матери.
— Я играю так, как играют собирающиеся выиграть, — сказал глухой. — А как же еще можно играть?
Рейф снова расхохотался, и его голубые глаза за стеклами очков снова заслезились. Он раздал карты и сказал:
— Король открывает игру, — и положил колоду на стол.
— Двадцать пять долларов, — неуверенно включился в игру старик.
— Играю, — сказал Чак.
— Я тоже, — сказал Рейф.
Глухой внимательно разглядывал свои карты. Помимо лежавшей на столе пятерки, у него на руках была шестерка с валетом. Он быстро окинул взглядом партнеров, а потом так же быстро сложил свои карты.
— Я пас, — сказал он.
Он еще немного посидел за столом, а потом решительно встал. Это был высокий, приятной внешности человек лет под сорок, движения у него были четкими и экономичными, как у хорошего спортсмена. Спортивность фигуры подчеркивали и коротко подстриженные светлые волосы. Взгляд его синих глаз был сейчас направлен сквозь витринное стекло магазина на улицу. На витрине белела надпись: “Челси и Ко. Мороженое с орехами”. Однако изнутри надпись эту следовало читать в обратном порядке.
Улица перед магазином была пуста. Какая-то женщина с трудом тащилась по ней с хозяйственной сумкой, полной покупок. Она прошла мимо витрины и исчезла из поля зрения. По другую сторону магазина, со стороны двора, царил полнейший хаос. Там работали бульдозеры, экскаваторы, на разровненной площадке сновали рабочие.
— Да и вам тоже пора кончать игру, — сказал глухой. — Нам предстоит еще большая работа.
Рейф, согласившись, кивнул. Чак увеличил ставку, и старик спасовал.
— Можно вас на минутку? — обратился к нему глухой.
— Конечно, — отозвался старик.
Он встал, отодвинув стул, и пошел вслед за глухим по направлению к двери, ведущей в подвал. Здесь было прохладно и сыро, пахло свежевырытой землей. Глухой направился к длинному столу и раскрыл стоявшую на нем коробку. Оттуда он достал форму серого цвета и сказал, подавая ее старику:
— Сегодня вы будете одеты в это. Папаша. Когда мы будет заняты работой. Хотите примерить?
Папаша взял одежду и ощупал ее придирчиво пальцами, словно выбирая покупку в магазине готового платья. Внезапно пальцы его замерли, а глаза удивленно расширились.
— Я не смогу надеть это, — сказал он.
— С чего это вдруг? — спросил глухой.
— Я не стану этого надевать. Это не для меня.
— Почему это?
— На нем кровь, — сказал Папаша.
В какой-то момент могло показаться, что в этом тихом и пахнущем землей подвале глухой вот-вот утратит свою выдержку и сорвется из-за неожиданного бунта старика. Но и тут он не изменил себе и внезапно расплылся в улыбке.
— Вот и правильно, — сказал он. — Постараюсь подыскать вам что-нибудь другое.
Он взял из рук старика серую форменную одежду и снова уложил ее в картонную коробку.
Глава 4
Девятого апреля, в четверг, фотография неопознанного трупа появилась в дневных выпусках трех городских газет. Газеты поступили в продажу около полудня. В одной из них она была помещена на первой полосе, остальные отвели ей четвертую полосу, но везде фотографии были снабжены яркой, бросающейся в глаза надписью: “ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ ЭТОГО ЧЕЛОВЕКА?” При первом взгляде на фотографию могло показаться, что человек этот просто прикрыл глаза. Полицейский художник пририсовал покойнику плавки, однако белые носки и грубые ботинки при этих плавках выглядели еще более несуразными и заставляли заподозрить какой-то трюк.