— Да, капитан Фрик, а в чем же дело? — спросил Эрнандес, вытирая руки носовым платком. В данный момент он как раз собирался спуститься вниз к Мисколо и сказать ему, что около умывальника кончились бумажные полотенца.
— Тут, знаешь, есть один мальчишка, который вечно впутывается в какие-то неприятные истории. Мальчик он очень хороший, но постоянно крадет всякую мелочь с уличных прилавков: фрукты там и все такое прочее. Ущерб, конечно, невелик, но за ним это замечено уже раз семь-восемь. Понимаешь, Фрэнки, мальчишка этот пуэрториканец, и ты наверняка его знаешь. Вот поэтому я и подумал, что хорошо бы просто поговорить с ним для начала. Может, он будет поосторожнее впредь, да и нас избавит от лишних хлопот. Ты ведь наверняка знаешь этого парнишку. Это Хуан Бордигос, постарайся поговорить с ним до того, как он влипнет во что-нибудь серьезное. Ладно? Вчера сюда заходила его мать, честная и работящая женщина. Ей совсем ни к чему, чтобы сына ее таскали по судам. Сейчас ему всего двенадцать лет, Фрэнки, и пока еще можно удержать его. Ну так как, ты поговоришь с ним?
— Конечно, обязательно поговорю, — сказал Эрнандес.
— Ты знаешь этого мальчишку?
— Нет, — улыбнулся Эрнандес. — Но обязательно разыщу его.
Так уж сложилось, что все коллеги пребывали в убеждении, будто Эрнандес знает всех испанцев и пуэрториканцев на территории участка. Действительно, он здесь родился, вырос и знал тут очень многих, ничуть не отличаясь в этом от всех остальных местных жителей. И тем не менее, только Фрэнки Эрнандес был связующим звеном между полицейскими и пуэрториканцами района. Поэтому коллеги частенько обращались к нему за советом. Точно так же и местные жители всякий раз просили его о поддержке: и когда им угрожала преступность, и когда стражи порядка сами выходили за пределы своих полномочий. Правда, находилось достаточно и таких, причем с обеих сторон, которые терпеть не могли Фрэнки Эрнандеса. Кое-кто в участке ненавидел его только за то, что он пуэрториканец, несмотря на всю пропаганду идеи братства людей, надевших синюю полицейскую форму. Они почему-то считали, что пуэрториканцы вообще не имеют права работать полицейскими, а уж тем более — дослуживаться до чина детектива. На улице же его зачастую недолюбливали за то, что никому из своих знакомых он ни в чем не делал поблажек, касалось ли дело нарушений уличного движения, хулиганского поведения, драки или же кражи со взломом. Эрнандес никогда не шел на уступки по личным мотивам. Он честно и открыто заявлял об этом, и никакие намеки на давнее соседство или проведенное вместе детство не производили на него ни малейшего впечатления. Черт побери, он работает в полиции, и дело его поддерживать закон и порядок.
И нужно сказать, что всем этим Фрэнки Эрнандес заслужил себе глубокое уважение почти повсеместно. Он родился и вырос в одном из самых неспокойных районов города, неся на себе печать “культурного конфликта” с самого раннего детства. Ему пришлось преодолеть и языковой барьер, ведь в доме его детства говорили только по-испански. Мальчик из городских трущоб, он геройски сражался в морской пехоте во время Второй мировой войны, а потом, поступив работать в полицию, по иронии судьбы стал нести службу на тех самых улицах, которые взрастили его. И вот он дослужился до детектива 3-го разряда. Путь был достаточно долгим и мучительным, и битва эта до сих пор не была окончена. Нет, она продолжалась и по сей день, ведь Фрэнки Эрнандес был борцом за правое дело. Он хотел доказать всему миру, что пуэрториканский парень тоже может быть хорошим и порядочным человеком.
— Значит, ты поговоришь с ним, Фрэнки? — повторил свой вопрос Фрик.
— Конечно, поговорю. Постараюсь встретиться с ним прямо сегодня вечером.
— Вот спасибо, Фрэнки, — лицо Фрика расплылось в улыбке. Он похлопал Фрэнки по плечу и заторопился в свой кабинет, расположенный на первом этаже. Эрнандес тем временем приоткрыл дверь в канцелярию и сказал:
— Мисколо, в туалете кончились бумажные полотенца.
— Ладно, я принесу, — бросил Мисколо, не отрывая взгляда от пишущей машинки. Но потом, как бы припомнив что-то, он развернулся на вертящемся кресле и добавил: — Послушай, Фрэнки, Стив говорил тебе насчет Мэй Риардон?
— Ага.
— Так ты как?
— Согласен.
— Вот и прекрасно, очень хорошо. А полотенца эти я занесу попозже.
Эрнандес вошел в дежурку. Не успел он усесться за свой стол, как тут же зазвонил телефон. Он вздохнул и взял трубку.
За запертой дверью с табличкой “Л-нт ПИТЕР БЕРНС” Карелла следил за поведением своего начальника.