— А как ты сам думаешь, кто мог его убить?
— Не имею ни малейшего представления.
— Ты сейчас сильно под кайфом?
— Нет, чуть-чуть, ничего особенного, — ответил Пайн.
— Когда кольнулся в последний раз?
— Примерно — час назад.
— Так кто же тебе поставляет снежок, а, Пайн?
— Да бросьте вы! Вы же сами должны понимать, — сказал Пайн. — Кому могло понадобиться вдруг убивать такого парня, как Тони, ну, кому? Его толкачу, да? Но это же и вовсе глупо, так ведь? Никто же не убивает своего клиента, зачем?
— А сильно успел втянуться Тони?
— Он давно уже был втянут с головой, если не больше.
— И сколько он тратил каждый день?
— Долларов двадцать пять-тридцать, а может — и больше. Не знаю. Но сколько бы он там ни тратил, его толкачу не было никакого смысла убивать его. Ну посудите сами, зачем ему это? — Пайн горько улыбнулся. — Толкачи просто надышаться не могут на нас, на хроников, неужто вам это до сих пор не понятно?
— Ну, ладно, пусть они вас любят всей душой, — сухо согласился Уиллис. — Ну и целуйтесь с ними. Хорошо, а теперь расскажи мне все, что ты знаешь о Ла-Скала. Сколько ему лет?
— Он примерно моего возраста — года двадцать три, двадцать четыре.
— Женат? Холост?
— Холост.
— Родители живы?
— Думаю, что живы. Но живут они не здесь.
— А где?
— На западном побережье, кажется. Мне помнится, что — отец его связан с кино.
— Как это понять — связан с кино? Что, отец Ла-Скалы — кинозвезда?
— Вот-вот, звезда, точно такая же как и мой отец, — сказал Пайн. — Ведь мой папаша — сам Кэри Грант, вы что — до сих пор этого не знали?
— Ладно, не умничай тут, — сказал Уиллис. — Так кто же его отец, чем он занимается?
— Работает там кем-то в съемочной группе. Таскает аппаратуру, стоит на подхвате. Куда пошлют.
— Он уже знает о смерти своего сына?
— Сомневаюсь. В Лос-Анджелесе никто не читает газет.
— А это еще, черт побери, ты откуда знаешь?
— Я уже успел побывать на Западе.
— Заехал туда по пути в Мексику, куда ездил за партией товара?
— Какая разница — по пути или не по пути? Главное, что я побывал на Западе и что в Лос-Анджелесе никто не читает газет. Единственное, чем в Лос-Анджелесе занимаются всерьез — это жалобы на смог и заботы о том, чтобы не упустить того момента, когда Лана Тернер остановится в своем лимузине перед светофором. Вот, и все их занятия.
— Знаешь, ты первый из наркоманов, который при этом еще и комментатор по социальным проблемам, — сказал Уиллис.
— Ну что ж, наркоманы нужны всякие, — философски заметил Пайн.
— Так Ла-Скала жил один, да?
— Ага.
— Девушки у него не было?
— Нет.
— А родственников помимо родителей — тоже не было?
— Есть у него еще сестра. Но она тоже живет на Побережье, в Сан-Франциско.
— А в Сан-Франциско газеты читают, как ты думаешь, Пайн?
— Может, и читают. Единственное, что я точно знаю о Сан-Франциско, так это то, что там все дамы ходят в шляпах.
— А как ты думаешь, сестре его сейчас уже известно о том, что он умер?
— Не знаю. А вы позвоните ей и спросите. Налогоплательщики выкладывают вам кучу денег. Вот вы и потратьтесь на звонок.
— Что-то ты начинаешь хвост задирать, Пайн. Чего это ты вдруг расхорохорился, откуда такая воинственность?
— Ну, знаете, это же почти невозможно, — постоянно удерживать себя на одном уровне, вы, наверное, и сами знаете.
— Нет, я этого не знаю. Значит, иными словами, можно подвести итог: Ла-Скала жил совершенно один в этом городе, так? А знаете ли вы кого-нибудь, кто желал бы ему смерти?
— Нет. С чего бы это? Он ведь никому не мешал.
— А все его родственники живут сейчас в Калифорнии, так?
— Совершенно верно.
— Значит, оплакивать его здесь некому, — сказал Уиллис.
— Могу вам как представителю полиции сообщить еще одну неприятную новость, — ответил Пайн. — Даже если бы родственники его и жили здесь, его все равно некому было бы оплакивать.
Поул Блейни, младший эксперт судебно-медицинской экспертизы, был маленьким плотным человеком с черными усами торчком и фиолетовыми глазами. Блейни был твердо убежден в том, что ему как младшему эксперту всегда подсовывали для вскрытия наиболее изуродованные трупы, поэтому он был приятно удивлен и даже обрадован, когда ему поручили вскрытие тела Эйлин Гленнон. Труп этот не был расчленен, на нем не было никаких поверхностных признаков насилия — не было ни колотых ни огнестрельных ран, ни дыры в черепе. Блейни был просто уверен, что такое тело ему — досталось явно по недосмотру его старших коллег, но, как говорится, дареному коню в зубы не смотрят. Более того, он энергично, принялся за дело, опасаясь только одного, как бы наверху не спохватились и не исправили допущенную ошибку.