Карелла встал, открыл верхний ящик письменного стола, достал оттуда свой револьвер в кобуре и пристегнул его справа на поясе. Так же не торопясь, он снял со спинки стула свой пиджак, набросил его на плечи, сорвал верхний листок с лежавшего на столе блокнота и, сложив вдвое, сунул его в карман.
— Я уже, наверное, не вернусь сюда до конца дня, — сказал он Паркеру.
— А куда это ты собрался? — спросил Паркер. — В кино?
— Нет, в кабаре со стриптизом, — сказал Карелла. — Я ведь и дня не могу прожить без голых баб.
— Ну ты даешь! — воскликнул Паркер.
“Нет, они просто решили срыть до основания этот чертов город”, — думал Мейер, проходя мимо строительной площадки, где возводился новый торговый центр на Гровер-авеню. Огромное объявление извещало всех и каждого о том, что строительство здесь ведет “Строительная компания Урбринджер”. Честно говоря, умозаключение Мейера страдало некоторой неточностью, поскольку то, что здесь происходило, было отнюдь не сносом города до основания, а, наоборот, его застройкой. Как совершенно правильно заметил наблюдательный лейтенант Бернс, новый торговый центр превратится со временем в автономный торговый район с огромной стоянкой для машин и полным набором всех мыслимых услуг: ведь сюда надо привлечь домашних хозяек со всех концов города. Множество новых магазинов планировалось открыть в современных, не слишком высоких зданиях, резко выделявшихся на фоне мрачных громад городских трущоб. Их обитатели почувствуют себя хозяевами жизни, покупая в супермаркете пакет кукурузных хлопьев или сдавая на хранение в банк двадцать долларов. Правда, в супермаркет или в тот же банк они смогут войти только через несколько недель: на строительных площадках по-прежнему мелькали рабочие в комбинезонах и пропитанных потом рубашках. Так что, в какой-то мере, умозаключение Мейера было не столь уж далеко от правды: все эти снующие туда-сюда люди, вооруженные досками и длинными медными трубами, и в самом деле больше напоминали орду, штурмующую развалины крепости, чем занятых своим делом созидателей.
Он тяжело вздохнул, размышляя о том, сможет ли когда-нибудь привыкнуть к новому окружению в этом до боли знакомом ему районе. Как странно, подумалось ему: человек так мало обращает внимание на те места, где проводит все свое время. Чаще всего он вообще начинает замечать привычное окружение только тогда, когда что-то вокруг начинает меняться. И в какой-то момент, как-то внезапно, старые дороги, дома, улицы начинают казаться дорогими, а все, возникающее на их месте, воспринимается как вторжение во внутренний мир, как покушение на что-то глубоко личное.
“Да что это, черт побери, творится сегодня с тобой? — подумалось ему. — Неужто ты и впрямь так уж любишь трущобы?”
Вот тут-то и зарыта собака — я и в самом деле люблю эти трущобы.
Хотя территория Восемьдесят седьмого участка занята отнюдь не одними трущобами. Конечно, они есть — тут уж ничего не скажешь. Но дома вдоль Сильвермайн-Роуд трущобами никак не назовешь. А некоторые магазины на Стэме выглядят весьма дорогими и вполне изысканными. А Смоук-Райз у реки и вообще мог бы по элегантности поспорить с аристократическим районом любого города. Ну хорошо, предположим, что на этот раз я не слишком объективен… Признаем честно — большая часть района и в самом деле ужасно запущена, да и по уровню преступности мы, к сожалению, впереди всех остальных районов; и у нашей пожарной команды вызовов бывает побольше, чем у других. Но все-таки мне здесь нравится. Я никогда не просил о переводе в другой участок, хотя — видит Бог! — у меня порой руки опускались от отчаяния, но о переводе я никогда не просил.