Огорченно пожав плечами, он выпрямился и собрался перейти к стереоустановке, как обратил внимание, что какая-то бумажка выпала из внутреннего кармана его пиджака, когда он бросил его на стул. Он пересек комнату и нагнулся, чтобы поднять ее. Потом он постоял некоторое время, держа в руке обернутую целлофаном фотографию убитого человека, который был опознан как Джон Смит. Он взял пиджак со стула и стал засовывать эту фотографию обратно в карман, как вдруг входная дверь квартиры неожиданно распахнулась.
Эрнандес поднял глаза.
На пороге, освещаемый падающим из коридора светом, стоял человек, чью фотографию он разглядывал пару секунд назад — убитый, который был опознан как Джон Смит.
Глава 15
— А вы кто такой? — спросил стоявший на пороге человек. — И что вам здесь нужно?
Он был в военно-морской форме. Сделав шаг в комнату, он увидел, как рука Эрнандеса выронила фотографию и потянулась к висевшему у пояса револьверу. Глаза моряка расширились.
— Да вы что?.. — начал было он и отпрянул назад, к двери.
— Стоять! — резко бросил Эрнандес.
Моряк остановился. Он застыл на месте, не сводя глаз с направленного на него револьвера тридцать восьмого калибра.
— Что вы… зачем револьвер? — спросил он.
— Кто вы такой? — спросил Эрнандес. — Назовите себя.
— Джон Смит, — ответил моряк.
Эрнандес приблизился к нему. Голос у парня был молодой, а тело юное и тренированное; синяя морская форма сидела на нем как влитая. Недоуменно мигая, Эрнандес уставился на него и тут только сообразил, что это не внезапно воскресший труп из Гровер-Парка. И тем не менее, человек этот был точной копией убитого, только лет на сорок помоложе.
— А где мой отец? — спросил Смит.
— Вашего отца — тоже зовут Джоном Смитом?
— Да, а где он?
Но Эрнандес не хотел отвечать на этот вопрос, пока не хотел.
— А почему вы решили, что найдете его здесь? — спросил он.
— Он сам сообщил мне этот адрес, — сказал Джон Смит. — А вы кто такой?
— А когда он сообщил вам этот адрес?
— Мы переписывались с ним. Я ходил в учебное плавание, в залив Гуантанамо, — пояснил Смит. Глаза его оценивающе прищурились. — А вы что, из полиции?
— Совершенно верно, я из полиции.
— Я так и подумал. Полицию я нюхом чую за квартал. Что, старик мой впутался в какую-нибудь историю?
— А когда вы получили последнее известие от него?
— Точно не могу сказать; я думаю, что в первых числах месяца. А что он сделал?
— Ничего он не сделал.
— А тогда почему вы здесь?
— Ваш отец умер, — прямо объявил Эрнандес.
Смит так резко отступил к стене, будто Эрнандес его ударил. Он просто отшатнулся от этих слов и попятился назад, пока спиной не натолкнулся на стену, а потом прислонился к ней и вперил взгляд прямо перед собой, явно не видя Эрнандеса и не замечая вообще ничего вокруг.
— Как умер? — прошептал он наконец, как бы очнувшись.
— Он был убит, — сказал Эрнандес.
— Кем?
— Этого мы еще не знаем.
В комнате нависла тишина.
— Кому могло понадобиться убивать его? — прервал затянувшуюся паузу Смит.
— Может быть, вы подскажете нам ответ на этот вопрос, — сказал Эрнандес. — Что он сообщал вам в своем последнем письме?
— Не знаю. Ничего не могу припомнить, — сказал Смит. Казалось, что он вот-вот потеряет сознание. Он стоял, опираясь всем телом о стену, голова его была запрокинута, а взгляд направлен в потолок.
— А вы все-таки постарайтесь, — мягко проговорил Эрнандес. Он уже успел спрятать револьвер в кобуру и сейчас направился к бару. Там он налил коньяк в довольно объемистый бокал и вернулся к Смиту. — Возьмите. Выпейте это.
— Я не пью.
— Берите.
Смит принял стакан, понюхал его содержимое и сделал движение, как бы пытаясь отстранить его от себя. Однако Эрнандес настоял на своем. Смит выпил, с явным трудом глотая обжигающую жидкость. Потом он закашлялся и поставил стакан на стол.
— Мне уже лучше, — сказал он.
— А теперь сядьте.
— Да я в полном порядке.
— Садитесь!
Смит послушно и, направившись к одному из больших мягких кресел, неохотно и как бы с недоверием ко всему происходящему погрузился в него. Он молча вытянул вперед длинные ноги и, стараясь не глядеть на Эрнандеса, принялся рассматривать носки своих надраенных до блеска ботинок.
— Вернемся к письму, — сказал Эрнандес. — Постарайтесь поподробней припомнить, что в нем было?
— Не знаю толком. Это же было давно.