— Не упоминалась ли в этом письме некая Лотта Констэнтайн?
— Нет. А кто она такая?
— Не упоминал ли он в нем о человеке, которого называют глухим?
— Нет, — Смит вдруг поднял на него глаза. — А почему его так называют?
— Ладно, не будем об этом. А о чем же все-таки говорилось в этом письме?
— Честное слово, не знаю. Письмо, по-моему, начиналось с того, что он благодарил меня за ботинки. Точно, с этого оно и начиналось.
— За какие ботинки?
— Я купил ему пару ботинок у нас на судне в магазине. Я служу на эскадренном миноносце, и у нас есть небольшая лавочка. Вот отец мой и сообщил мне в прошлом письме размер своей обуви, а я подобрал ему там пару. Ботинки просто отличные, а стоили-то всего примерно девять долларов. В обычном магазине он вряд ли смог бы купить их за такую цену. — Смит помолчал. — Но в этом же нет ничего противозаконного.
— А никто и не говорит, что это противозаконно.
— Нет, на самом деле. Деньги за эти ботинки я честно уплатил, а то, что они продавались со скидкой, так я здесь тоже не обманывал государство. А кроме того, старик-то мой до того, как устроился на эту работу, все равно сидел на государственном страховом пособии.
— А на какую работу он устроился? — быстро спросил Эрнандес.
— Что? Да не знаю, на какую именно. В последнем письме он сообщал, что пристроился куда-то.
— А на какую должность?
— Ночным сторожем или охранником.
— И куда же? — Эрнандес даже придвинулся поближе к своему собеседнику.
— Не знаю.
— Он не сообщал вам, куда именно он устроился?
— Нет.
— Но он же должен был вам написать это.
— Нет, он не сообщал ничего. Он написал только, что работает ночным сторожем, но что работа эта временная, только до первого мая, а после этого он вообще сможет, наконец, позволить себе уйти на пенсию. Вот и все, что он написал мне.
— А что он хотел сказать этим — первым мая и пенсией?
— Понятия не имею. Мой отец всегда был полон всяких заманчивых идей. — Смит немного помолчал. — Правда, из них так ничего путного и не вышло.
— Сможет позволить себе уйти на пенсию, — повторил как бы про себя Эрнандес. — А откуда у него появятся средства на это? Это что, с жалования ночного сторожа?
— Да и на эту работу он едва успел устроиться, — сказал Смит. — Нет, наверняка он не имел в виду эти заработки. Он, видимо, рассчитывал на что-то другое. Скорее всего, это был его очередной план быстрого обогащения.
— Но он ведь писал вам, что будет работать там только до первого мая, так ведь?
— Ага.
— А он не упоминал в письме о том, что это за фирма, в которую он устроился? Он не писал, где именно он работает?
— Нет, не писал. Я уже говорил вам об этом. — Смит помолчал. — Зачем вообще кому-то могло понадобиться убивать его? Он в жизни своей не обидел ни одной живой души.
И тут только он заплакал по-настоящему, закрыв лицо руками.
Лавочка по прокату театрального реквизита располагалась в центральной части Айсолы на Детановер-авеню. В витрине ее было выставлено три манекена. Первый был в костюме клоуна, второй наряжен пиратом, а третий — в форме летчика времен первой мировой войны. Стекло витрины было давно немытым, наряды на манекенах покрылись пылью и, похоже, их здорово попортила моль. В помещении все выглядело тоже мрачновато: залежалые пыльные костюмы и в самом деле не пощадила прожорливая моль. Владельцем лавки был неунывающий мистер Дуглас Мак-Дуглас, который в прошлом мечтал о карьере актера, но вынужден был удовлетвориться, так сказать, смежной профессией. И сейчас, лишенный возможности реализовать свою мечту на театральных подмостках, он старательно помогал другим воплощать прекрасные образы на сцене, сдавая по сходной цене костюмы, в которых такие же, как он, одержимые театром играли в любительских спектаклях, посещали балы-маскарады и так далее. Он не мог составить конкуренции более крупным фирмам проката театрального реквизита, да и не очень стремился к этому. Просто он был человеком, который счастлив тем, что имеет возможность заниматься любимым делом.
Когда глухой вошел в его лавочку, Дуглас Мак-Дуглас сразу же узнал его.
— Здравствуйте, мистер Смит, — сказал он. — Рад вас видеть. Ну, как ваши успехи?
— Дела идут просто отлично, — ответил глухой. — А как у вас? Фирма процветает?
— Да уж куда лучше, — отозвался Мак-Дуглас и заразительно расхохотался. Он был очень толст, и огромный живот его заколыхался при смехе. Он сложил руки на животе, как бы пытаясь усмирить эти волнующиеся слои жира, и потом спросил: — Вы пришли за заказанными костюмами?