— Это меня потрясло. Ты был тем, кто принял капитуляцию «Дерзкого».
— И позволил этому маньяку украсть мою бомбу!
Уитбрид опустил вилку.
— Ого?
— Ты не знал?
— Конечно, нет. Думаешь, Блейн рассказал об этом всему экипажу? Ты вернулся слегка потрясенный после этой миссии, и всем было интересно почему.
— Теперь ты знаешь. Какой-то болван пытался отказаться от своего слова, но капитан «Дерзкого» не позволил ему, хотя и мог. — Стейли изо всех сил потер руки. — Он вырвал у меня бомбу! И я позволил ему! Я бы отдал все за возможность… — Стейли внезапно встал, но Уитбрид быстро схватил его за руку.
— Сядь, — сказал он. — Я могу объяснить, почему тебя не выбрали.
— Ты можешь читать мысли капитана? — По молчаливому соглашению оба они говорили вполголоса. Внутренние перегородки «Макартура» были звукопоглощающими, и голоса звучали очень четко, если говорить тихо.
— «Угадай-ка» — хорошая практика для гардемарина, — сказал Уитбрид.
— И почему же? Из-за этой бомбы?
— Косвенно. Ты стремился проверить себя, но даже и без этого в тебе слишком много от героя, Хорст. Совершенная физическая форма, здоровые легкие — и никакого чувства юмора.
— У меня есть чувство юмора.
— Нет, это не так.
— Ты хочешь сказать, что его нет?
— Ни следа. Эта ситуация не требовала героя, Хорст. Нужен был человек, который не будет думать, что выглядит нелепо в какой-либо ситуации.
— Ты смеешься надо мной. Проклятие, я никогда не могу понять, когда ты говоришь серьезно, а когда нет!
— Сейчас не самое подходящее время. Я не шучу, Хорст. Слушай, я не могу объяснить этого. Ты видел все, верно? Салли говорит, что я был на всех экранах интеркомов, живой, в цвете и объемный.
— Да, это так. — Стейли коротко улыбнулся. — Мы видели твое лицо, особенно когда ты начал ругаться. Это было безо всякого предупреждения. Изображение немного скакнуло, потом ты заорал на чужака, и все сломалось.
— А что бы сделал ты?
— Не знаю. Но не это. Полагаю, выполнил бы приказ. — Ледяные глаза сузились. — Я не пытался бы кричать, если ты имеешь в виду именно это.
— Скажем, выстрел из лазера в пульт управления? Чтобы уничтожить защитное поле?
— Только после приказа.
— А как насчет языка жестов? Я провел некоторое время, жестикулируя и надеясь, что чужак поймет меня, но этого не произошло.
— Этого мы не видели.
— Вот я и говорю, — сказал Уитбрид, — что эта миссия требовала человека, готового выглядеть глупо в любой ситуации. Вспомни, сколько раз ты слышал смех, пока я вез мошкиту сюда.
Стейли кивнул.
— А теперь забудем об этом и подумай о мошкитах. Как у нее с чувством юмора? Понравится тебе смех мошкитов над тобой? Ты даже не можешь быть уверен, смеется она или нет: ты не знаешь, как это выглядит или звучит…
— Но ты выглядел нелепо.
— Всем известно, что ситуация требовала человека, способного узнать, смогут ли чужаки говорить с нами. Здесь не требовалось защищать честь Империи. Пройдет еще немало времени, прежде чем мы узнаем, с чем столкнулись. Еще будет место героям, Хорст. Как бывает всегда.
— Это успокаивает, — сказал Стейли. Он закончил завтрак, встал и быстро ушел, держась все так же прямо, оставив изумленного Уитбрида.
«Ну что ж, — подумал Уитбрид. — Я пытался. И, может быть…»
Комфорт военного корабля весьма относителен. Каюта офицера-артиллериста Кроуфорда была размером с его кровать. Когда кровать поднималась, у него была комната для переодевания и небольшая раковина, где можно было почистить зубы. Опуская кровать для сна, ему приходилось выходить в коридор, и, будучи человеком высоким, Кроуфорд научился спать, свернувшись клубком.
Кровать и дверь с замком на ней вместо гамака или ряда из многих коек — это комфорт. Кроуфорд пытался сохранить его, но все же его выселили. Сейчас он занимал катер «Макартура», а его помещение занял чужак.
— Она немногим более метра высотой, — рассудительно сказала Салли Фаулер. — Конечно, она поместится. И все же это только крошечная комната. Вы думаете, она может занять ее? Если нет, нам придется оставить ее в гостиной.
— Я видел каюту в ее корабле — она ничуть не больше. Она может занять ее, — сказал Уитбрид. Было слишком поздно пытаться спать в кают-компании, и он предпочел поговорить с учеными обо всем, что знал: по крайней мере будет объяснение, если Каргилл спросит, почему он надоедает Салли. — Полагаю, кто-то постоянно следит за ней по интеркому?
Салли кивнула. Уитбрид отправился за ней в гостиную ученых. Часть комнаты была перегорожена сеткой, за которой находились обе малышки. Одна из них грызла кочан капусты, держа его перед собой всеми четырьмя руками, другая, беременная, с раздувшимся животом, играла карманным фонарем.