«Но нам нужны люди, как Никитич и вы»… Фраза эта говорит о явном помешательстве – человек, одержимый жаждой политической власти, сел не в свои сани. Не умея ими управлять, судорожно пытается найти профессионального извозчика, вместо того, чтобы вылезти, перестав морочить голову себе и другим…
«Среди этого разговора, держась всё время настороже, чтобы не сказать чего-нибудь, что могло бы меня связать каким-нибудь необдуманным обещанием, я обратил его внимание на то, что, насколько я успел заметить и понять, вся деятельность большевиков у власти пока что сводится к чисто негативной, -
– Ведь пока что – не знаю, что будет дальше, – вы только уничтожаете… Все эти ваши
реквизиции, конфискации есть не что иное, как уничтожение…
– Верно, совершенно верно, вы правы, – с заблестевшими как-то злорадно вдруг глазами живо подхватил Ленин. – Верно. Мы уничтожаем, но помните ли вы, что говорит Писарев, помните? «Ломай, бей всё, бей и разрушай! Что сломается, то всё хлам, не имеющий права на жизнь, что уцелеет, то благо…» Вот и мы, верные писаревским – а они истинно революционны – заветам, ломаем и бьём всё, – с каким-то чисто садическим выражением и в голосе и во взгляде своих маленьких, таких неприятных глаз, как-то истово не говорил, а вещал он, – бьём и ломаем, ха-ха-ха, и вот результат, – всё разлетается вдребезги, ничто не остаётся, то есть всё оказывается хламом, державшимся только по инерции!… Ха-ха-ха, и мы будем ломать и бить!…
Мне стало жутко от этой сцены, совершенно истерической…
Когда он, по-видимому, несколько успокоился, я снова заговорил.
– Я не совсем понимаю вас, Владимир Ильич, – сказал я, – не понимаю какого-то, так явно бьющего в ваших словах угрюм-бурчеевского пафоса, какой-то апологии разрушения, уносящей нас за пределы писаревской проповеди, в которой было здоровое зерно… Все мы, старые революционеры, никогда не проповедовали разрушения для разрушения и всегда стояли, особенно в марксистские времена, за уничтожение лишь того, что самой жизнью уже осуждено, что падает…
– А я считаю, что всё существующее уже отжило и сгнило! Да, господин мой хороший, сгнило и должно быть разрушено!… Возьмём, например, буржуазию, демократию, если вам это больше нравится. Она обречена, и мы, уничтожая её, лишь завершаем неизбежный исторический процесс. Мы выдвигаем в жизнь, на её авансцену, социализм или, вернее, коммунизм…
– Позвольте, Владимир Ильич, не вы ли сами в моём присутствии, в Брюсселе, доказывали одному юноше-максималисту весь вред максимализма…
– Да, я так думал тогда, десять лет назад, а теперь другие времена назрели…
– Ха, скоро же у вас назревают времена для вопросов, движение которых исчисляется столетиями, по крайней мере…
– Ага, узнаю старую добрую теорию постепенства, или, если угодно, меньшевизма со всею дребеденью его основных положений, ха-ха-ха, с эволюцией и прочее, прочее…, запомните мои слова хорошенько, запомните их, зарубите их у себя на носу, благо он у вас довольно солиден… Помните: того Ленина, которого вы знали десять лет назад, больше не существует… Он умер давно, с вами говорит новый Ленин, понявший, что Правда и Истина момента лишь в коммунизме, который должен быть введён немедленно… Вам это не нравится, вы думаете, что это сплошной утопический авантюризм… Нет, господин хороший, нет…
– Оставьте меня, Владимир Ильич, в покое, – резко оборвал я его,… – Я вам могу ответить словами Гамлета: «…ты не умеешь играть на флейте, а хочешь играть на моей душе…» Я не буду вам говорить о том, что я думаю, слушая вас…
– И не говорите! – крикливо и резко и многозначительно перебил он меня. – И благо вам, если не будете говорить, ибо я буду беспощаден ко всему, что пахнет контрреволюцией!… И против контрреволюционеров, кто бы они ни были (ясно подчеркнул он), у меня имеется товарищ Урицкий… Ха-ха-ха, вы, вероятно, его не знаете!… Не советую вам познакомиться с ним!…
И глаза его озарились злобным, фантастически-злобным огоньком.
В словах его, взгляде я почувствовал и прочел явную неприкрытую угрозу полупомешанного человека… Какое-то безумие тлело в нём…
Мы расстались с Лениным при явно враждебном отношении друг
к другу, и что он, ничем не стесняясь, и вымещал на мне впоследствии во всё время моей советской деятельности…»
Перед нами портрет типичного дауншифтера***, волею судьбы неожиданно попавшего на пост Самодержца Российской Империи. Он никогда нигде не работал по найму ради зарабатывания средств к существованию. До 1916 года жил на ренту от семейного имущества. В год в среднем выходило до 1500 рублей. Жить на халяву можно.
В 19 лет попробовал было заняться бизнесом. Весной 1889 года Ульяновы купили небольшое имение в деревне Алакаевка, что в 40 км. от Самары. Заплатили 800 рублей. Недорого…В управление Володе Ульянову попали 45 га земли и молочная ферма с 14-ю немецкими коровами, дававшими небывалые по меркам Поволжья удои – 2500-3000 литров молока в год. Также в имении было 6 лошадей, из них 4 датских тяжеловоза, способных таскать мощный плуг, вспахивающий землю на глубину 35 см.
С имения предполагалось получать до 2 тыс. рублей чистого дохода в год. Но немецкие идеалы Ульяновых сгубила русская реальность, – в июне местные крестьяне украли лошадь-тяжеловоза, а в июле – пару высокоудойных коров. Расследование полиции результатов не дало.
Увы, бизнесмен из халявщика Ульянова-младшего не получился. Пришлось переквалифицироваться…, нет, не в управдомы, – (Остап Бендер ещё только ждал прихода большевиков), – в революционеры.
Переворот в октябре 1917 года был, как известно, осуществлён на деньги Генштаба Германии, воюющей с Россией. Деньги из немцев вытряхнул Парвус (Гельфанд). Между прочим – богатейший социал-демократ, и отнюдь не халявщик, подобно Ленину. Парвус умел делать деньги. У Ленина же, захватившего в России власть и ничего не смыслившего в бизнесе, немецкие деньги быстро кончились. И тогда вспомнили про «эксы» – знакомое плутовство, которое было поручено Вячеславу Рудольфовичу Менжинскому, дворянину с высшим юридическим образованием (окончил юрфак С-Петербургского Университета). Коль скоро Госбанк в Петрограде отказался признать Совнарком в качестве законной власти и допустить его к правительственным средствам, – Менжинский 17 ноября 1917 года лично приехал в банк и с помощью своих вооруженных помощников заставил служащих открыть сейфы, откуда и забрал пять миллионов рублей. Вячеслав Рудольфович засунул деньги в бархатный мешок и с триумфом положил его на стол Ленину.
Всё вышеизложенное не претендует на полный анализ генома москаля, открытого Леонидом Радзиховским. Здесь был описан только его доминирующий ген – ГЛУПОСТЬ. Наличие этого гена подтверждают и самые последние события российской жизни.
17 ноября 2012 года, ровно через 95 лет после чудовищной глупости, совершенной москалями в 1917 году, болельщицы команды «Зенит» на мачте «Зенит-Динамо» додумались до глупости не менее чудовищной – облачив петарды в презервативы, засунули их себе в интимное место, чтобы скрыть пиротехнику от ментов при входе на стадион. В ходе матча одна из болельщиц петербургской команды бросила петарду на поле. Взрывом был травмирован вратарь «Динамо» Антон Шунин, получивший ожог глаза. Матч был приостановлен. «Зениту» защитано техническое поражение.
Ранее сотрудники полиции уже фиксировали случаи, когда фанаты «Зенита» пытались пронести пиротехнику. Болельщики прятали файеры в задних проходах…
Итак, москалей заставили уйти, при этом они, уходя, обещали так сильно хлопнуть дверью, что вся Европа должна была в соответствии с обещанием содрогнуться… Но содрогнулся лишь вратарь «Динамо».
Спасибо Горби! – ушли тихо и мирно… Затем так же тихо и мирно, с помощью «Царя Бориса», вернулись и занялись привычным делом – плутовством. И следует отметить, что в этом деле дошли до виртуозных вершин совершенства, научившись использовать не только анальные, но и вагинальные проходы…