Ужин испорчен окончательно и бесповоротно. С ней это не редкость.
– Конечно, – горько усмехается она. – Теперь такие вещи – некомильфо. У нас режим диктатуры, но всем правителям хочется казаться с виду твёрдыми, а на поверку мягкими – как банан. Триумвират не признается: половину планеты фюрер собирался пустить на удобрения. Загодя, в семидесятых годах, провели тотальную чистку. Документацию концлагерей, архив СС и гестапо измельчили в папирвольфах [15], печи крематориев переоборудовали в булочные, а газовые камеры – в душевые. Когда последовательно врёшь каждый год, люди начинают верить: рецепт доктора Геббельса. Исследователи-латыши из рейхскомиссариата Остланд не устают писать в «Фёлькишер беобахтер», мол, в «трудовых пунктах» заключённые получали зарплату, работали кинотеатры, бордели и даже футбольные клубы, а в итальянских концлагерях вдобавок функционировала бесплатная доставка пиццы. Поди докажи – всех бывших узников обязали свести с руки татуировку с лагерным номером. Триумвират открыл формулу успеха. Надо погрузить людей в сплошное потребление, тогда не придётся никого завоёвывать, у них атрофируется сама способность мыслить. Если бы фюрер был умнее, он вместо оккупации Руссланда построил бы там сеть кауф-хофов[16] «Драккен» со стереокинотеатрами. Когда мозги используются только для отдыха – они превращаются в кашу.
Я увлечённо жую безвкусную котлету – скорее для вида. О Хель, владычица ада… Эти шварцкопфы такие правильные, что прямо диву даешься их тонкой душевной организации. Ну да, кауф-хофы и кино – это плохо, ибо отключают мозги. Но кабы существовал, как в 1939–1984 годах, режим военного национал-социализма, с хлебными карточками, маргарином вместо масла и сахарином вместо сахара, – думается, шварцкопфы первыми бы взвыли о жутком Триумвирате, морящем жителей голодом.
– Послушайте, а есть ли смысл спустя семьдесят лет тащить из шкафа ворох скелетов? – запиваю я капусту минеральной водой. – Татары тоже когда-то прошлись по Руси, как паровой каток, – разграбили города, устроили в церквях конюшни, насиловали в каждой деревне женщин… И что, кто-то в Руссланде мечтает отомстить им за геноцид, ночей не спит? А французы? Армия Наполеона сожгла Вильно, Смоленск, Москау – и результат? Руссландцы обожают культуру Франции. И пусть в Париже с сорокового года всем заправляет отдел моды СС, под бессменным руководством оберфюрера Лагерфельда и его помощника Хьюго Босса, – любая дамочка с радостью отсидит месяц в карцере гестапо за флакон французских духов. Даже если допустить совсем фантастическую версию, что Руссланд победил Германию, у нас через полсотни лет царил бы мир-дружба-сосиски. Мы всегда обожаем тех, с кем воевали, но терпеть не можем ближайших соседей. Взять тот же рейхскомиссариат Туркестан. Я когда вижу их легионеров на улицах, первая мысль: «И где справедливость, эти чурки тоже арийцы?»
Девушка молчит. Она борется с желанием желудка. С одной стороны, ей страшно хочется съесть дайфуку. С другой – мы, как обычно на ужине, ведем политический спор.
– Руссланд находится под иностранной оккупацией, – говорит она, косясь на десерт. – Этого вы ведь не будете оспаривать? У нас чужой герб, чужие законы… чужая власть.
Вот она уже обороняется, а не наступает. Была бы возможность – сейчас бы закурил, как после удачного секса. Но жрецам Одина предписано вести здоровый образ жизни.
– О, пожалуйста, – поглощаю я остатки котлеты. – В Руссланде пятьсот лет в качестве герба главенствовал греческий двуглавый орел. А два века подряд все законы были немецкие. Титулы при дворе – тоже из Германии: камергер, фрейлина, гофмейстер. Фамилии канцлеров – Остерман, Бирон, Нессельроде, Штюрмер. Значит, оккупация никогда и не прекращалась. Допустим, концлагеря существовали. И кто их охранял? В Собиборе[17] – украинцы. Бургомистры, и вспомогательная полиция, и журналисты, выпускавшие газеты, и священники, служившие в открытых немцами храмах, и добровольцы дивизий СС, и следователи гестапо – все были свои, из Руссланда… только надевшие немецкую форму. А наших людей только возьми на работу к иностранцам, они лоб себе расшибут от усердия. В десяти крупных городах Руссланда сейчас стоят гарнизоны вермахта – по пятьсот человек, это не оккупанты, а игрушечные солдатики, церемониальная гвардия. Не спорю, у нас полным-полно чиновников и начальства из немцев в армии, полиции, в министерствах… Но их и при кайзере было много. Зато руссландский бизнес скупил престижные кварталы в Берлине, а руссландский язык с 1984 года – один из языков империи. Так, простите, кто кого оккупировал?