— Нет-нет! Только не волнуйтесь и не думайте ничего такого, он к вам не придет. Девочка-то сама не больно разговорчивая, да и Викрама я с ней только один раз видела. Не стоило вам и рассказывать!
Суджи чуть успокоился, но тревога его полностью не улеглась.
— Нехорошо это, — пробормотал он, не зная, как объяснить свое смятение. Мало ли чем поделилась Нулани Мендис с этим парнем. Что рассказала о Тео?
— Между прочим, он прекрасно говорит на сингальском, — продолжала Терси. — Почти никто и не догадывается, что он из тамилов. Мистер Гунадин не хотел, чтоб об этом знали. Так безопаснее. Для самого Викрама.
— То-то и оно, что не догадываются, — пробурчал Суджи. — А он, может, на службе у «Тигров», кто знает.
— Кто, Викрам? — засмеялась Терси. — Так вот чего вы испугались! Нет, Суджи, нет. Он мальчик безобидный. Немного не в себе, конечно, но мирный, поверьте мне. Не знаю, как объяснить… — Она опять помолчала в нерешительности. — Если честно, мне его даже жалко. Будет ли у него шанс на нормальную жизнь? — со вздохом вопросила Терси. — Уж больно натерпелся.
Викрам не знал, что в городе о нем шепчутся. А и знал бы — не слишком задумался, потому что жил он в мире без людей. Внутри него царила такая пустота, что казалось, крикни — и услышишь многократное эхо. Годы назад, еще в «Лотосе», он начал воспитывать в себе равнодушие ко всему. Никто об этом, разумеется, не догадывался, но со временем равнодушие стало для Викрама философией жизни. В двенадцать лет, когда из сироты он превратился в подопечного мистера Гунадина, Викрам уже в совершенстве постиг искусство безразличия. К чему суетиться, если можно прожить, не поднимая шума? Викрам делал что хотел, брал все что понравится — никто не хватал его за руку, никто о нем не помнил, никто его не любил. К шестнадцати годам он сильно вытянулся, был хорош собой и абсолютно одинок.
Стоявший на гребне холма, чуть в стороне от города, Суманер-Хаус высился над остальными домами. Ничто не заслоняло вид на море из комнаты Викрама. Вот уже почти четыре года он жил здесь. Ходил в школу, упорно учился. На протяжении четырех лет опекун Викрама то исчезал из его жизни, то появлялся снова, а сам Викрам учился. Впитывал знания, как губка. Директор был очень доволен, о чем и сообщил мистеру Гунадину в письме.
«Это настоящий успех! — писал директор. — Неоспоримое доказательство того, что и таких детей можно перевоспитать».
Итак, Викрама в школе хвалили. Он неплохо знал английский, а его сингальский был безупречен.
— Он прекрасно пишет, — добавляли учителя.
Они старались поощрять его тягу к знаниям и не скупились на похвалы. В школе знали, что старт в жизни мальчику выпал тяжелый.
Каждое утро Викрам шел в школу. Ту самую, где учился и Джим Мендис. Никто здесь не сомневался, что Счастливчик Джим, вопреки трагедии с его отцом, однажды уедет в Англию — он ведь такой умный. Все ребята хотели дружить с Джимом, потому что он настоящий счастливчик, а вполне возможно, и потому, что потерял отца. Все хотели. Кроме Викрама. Он молча наблюдал за Джимом. Никто этого не замечал — на молчунов не обращают внимания, — но Викрам не выпускал Счастливчика из поля зрения, прикидывая, нет ли трещинки в счастье Джима. Броня счастья, однако, выглядела непробиваемой. Викрам давно знал, что у Мендиса есть сестра, а однажды с удивлением отметил, какая она красивая. Что-то в старшей сестре Счастливчика смущало Викрама. И вот в один прекрасный день он оказался с ней на одном перекрестке, а она вдруг повернула голову и улыбнулась. Викрам растерянно смотрел на нее. Не зная, что сказать, что сделать, он поспешно отвел взгляд. Сердце стучало как после долгого бега. Эта Мендис ему кого-то напомнила. Только вот кого? С того дня Викрам стал прислушиваться к разговорам о Нулани Мендис.
Она всегда молчит. Ни с кем не дружит. Только рисует и рисует. Это интересно. Викрам тайком присматривался к Нулани. Как-то он увидел ее на островке безопасности посреди дороги, которую местные называют Старой Тисовой. Нулани присела на корточки, опустила ладонь прямо в пыль и погладила землю. Вскинув голову, глянула вперед, потом назад. Викрам, затаившись за деревом, внимательно наблюдал. Он не понимал, что она там делает. И хорошо бы понять, кого она ему напоминает… Викраму почему-то стало страшно.
После того случая он долго не видел Нулани. Ему было не до нее — Викрам открыл для себя запретные радости с дочкой местного лавочника. Дочка лавочника его не жаждала, но Викрам очень тихо и очень спокойно пообещал ее придушить, если она скажет хоть слово. Разумеется, не всерьез, но она поверила. Довольный успехом, Викрам потащил ее за гаражи у железной дороги. Девчонка поначалу отбивалась, но потом, всхлипывая, приняла неизбежное, обмякла, и Викрам делал с ней все что хотел. Он даже в Суманер-Хаус ее приводил, да только служанка так глянула на них, что Викрам съежился, хоть и не показал виду. С тех пор дочку лавочника он водил только за гаражи.