Нулани выпрямилась и прислонила начатую картину к стене, в брызги бликов и теней. На тумбочке стоял щербатый стеклянный кувшин. Пылинки в потоке солнечных лучей лились в чрево старого сосуда, когда-то хранившее воду. Жара была немыслимой. Прежде чем Тео успел ее окликнуть, Нулани вдруг оглянулась и увидела его. Наверное, заметила мою тень, удивленно решил Тео. Но полуденное солнце стерло все тени.
— Так вы вернулись, — сказала Нулани. — Суджи говорил, что только к ночи приедете.
Как объяснить, что Коломбо в этот раз показался ему нестерпимо душным и суматошным? Что информация, ради которой он отправился в библиотеку университета, на деле несущественна? Что он постоянно помнил — если поспешит и успеет на дневной поезд, то вернется до ее ухода, а значит, увидится с ней на целый день раньше? Как объяснить все это ей, если он и сам не в состоянии разобраться со своими мыслями?
— Я привез тебе подарок, — сказал Тео, протягивая ей бумажный пакет.
Он купил все цвета, которых ей не хватало. Синий кобальт, кармин, киноварь. Купил бутылочку отличного скипидара и очищенное льняное масло. Краски были отменного качества, сделаны в Англии, — она видела такие очень давно, в доме у соседей-англичан, где украла карандаши. Глянцевые тюбики без единой вмятины. Она осторожно отвернула колпачки и долго смотрела, как тянется нить — сначала прозрачная масляная, постепенно окрашиваясь. Так и хочется лизнуть. Ее платье тоже отливало кармином.
— У меня сегодня день рождения, — восторженно сообщила Нулани, заметив, что Тео разглядывает ее платье. — Я надеялась, что вы вернетесь пораньше.
— Я знаю. Поздравляю. Вот тебе и семнадцать.
День будто утонул в ирреальном зеленом мареве, напомнив Тео иные дни, иные места. Похоже, будет дождь, невпопад подумал он.
Нулани начала писать его портрет на фоне густой листвы. Белая рубашка на картине пошла морщинками, на руке лежали узорчатые тени, глаза блестели отраженным светом, наводящим на мысль о целой палитре красок, скрытых за чернотой зрачков. Неужели это он? Она видит его таким? На портрете он сидел за столом, отвлекшись от работы, устремив взгляд вдаль. Еще незаконченная картина выглядела удивительно цельной и яркой.
— Вы смотрели на меня. — Она рассмеялась, указав на один из рисунков.
Тео не нашелся с ответом. Он был беспомощен перед ее прямотой. Может, подобная искренность — как раз то, что ему необходимо в новой книге. Когда-то ему писалось легко и быстро, он сразу проникал в самую суть того, над чем работал. Но теперь все обстояло иначе, и причин он не понимал. Дело в страхе, или в жалости к себе, или в саднящей боли? Или причина — сомнения среднего возраста? Внезапно он почувствовал себя маленьким, сбитым с толку ребенком. Глядя на холст, на девушку в вуали зеленого света, он смутно ощущал улыбку, обращенную к нему. Он стоял так, не сводя с нее глаз, пока Суджи не позвал обедать.
— Расскажите об Анне, — потребовала за обедом Нулани. — Я видела все ее фотографии. Она очень красивая.
Тео не стал сопротивляться.
— Каждое утро я встречал ее в одном маленьком кафе, куда ходил завтракать.
— В Лондоне?
— Нет, в Венеции. Она была итальянкой. Мы переглядывались, но не разговаривали. Зима выдалась промозглой, холодной, и по утрам я сбегал из ледяной квартиры в крошечное темное кафе. И пил там граппу. — Он улыбнулся воспоминаниям.
— А потом?
— Однажды она пришла не одна, а в компании. С мужчиной и двумя женщинами. Мужчина явно проявлял к ней интерес.
— И что вы сделали?
Тео с улыбкой качнул головой:
— Ничего. А что я мог сделать? По-итальянски я тогда едва говорил. Анна сама обернулась и помахала мне. Спросила, не хочу ли я к ним присоединиться. Я был поражен, что она вообще меня заметила.
— Вы ж сами сказали, что каждое утро переглядывались.
— Верно, — согласился Тео. — Пожалуй, меня поразило ее приглашение. Я не надеялся, что она заговорит со мной.
Он замолчал, вспоминая течение жизни с того памятного утра, как их чувства лишь усиливались, пока они путешествовали по Европе. Тео описал лондонский дом — высокий и узкий, полный зеркал и пышных малиновых пионов, что так любила Анна. Рассказал о книгах, написанных им и Анной в том доме, — абсолютно разные, эти книги дополняли друг друга, словно две половины одного целого.
— Она была так красива, — глухо сказал Тео, не заметив, как изменился его голос. — Вот кого тебе нарисовать бы.
Нулани вся обратилась в слух. Вынырнув из раздумий, Тео остро ощутил на себе взгляд внимательных темных глаз. Знать бы, что из его рассказа поняла эта девочка. Как она себе представляет Европу?