— Я с ума схожу от тебя, — прошептал ты.
— Молчи, — повторила она.
Слова могли только навредить. Им не было места. Они были совершенно никчемными. Они ничего не означали. А слова должны что-то означать.
Наконец она тихонько вскрикнула. Это было еще только начало, но ты уже видел тьму, прошитую молниями. И поэтому она делала все, чтобы ты выдержал. Она любила каждую, самую маленькую частичку в тебе, она почти пела об этом своим неустанным «молчи, молчи», и уже трудно было догадаться, кто кем жертвует — так самоотверженно приносила она все, что могла. И ты увидел светлую дорогу неведомого жаркого дня, ты почувствовал жару, почувствовал, что тонешь, исходишь чем-то нежным и белым, ты сделал последнее усилие и покрылся белым цветом, словно райский куст, и наконец утонул в таком неимоверном море нежности, глубже которого уже нет ничего, ничего, ничего….
— Я принесла тебе плащ, — сказала она через минуту, уже почти одетая. — Я постирала и высушила его.
Она подала тебе сероватый сверток, раздобытый откуда-то из полутьмы.
— Благодарю, но зачем он мне? — кисло улыбнулся ты. — Хочешь, чтобы те паскуды разодрали его своими страшными резцами?
Она присела рядом с тобой и закурила.
— Расскажи мне все-таки, в чем дело? Что за эксперименты вы тут проводите? Почему именно ты? Почему ты с ними?
— Я не виновата. Я хотела заниматься своей наукой. Змеями, ядами. Они дали мне такую возможность.
— Есть ли у меня хоть какие-то шансы? Смогу ли я оказать крысам надлежащее сопротивление?
— Для чистоты эксперимента я должна была ввести тебе некоторые вещества. Они парализуют. Через недолгих двадцать минут после укола ты превращаешься в растение. Речь уже идет, собственно, не о тебе, а о том, как подействуют в дальнейшем эти вещества на крыс. Ведь они — такие же живые организмы, подвластные определенным биологическим законам. Понимаешь, в последнее время режим все меньше надежд возлагает на армию. На милицию, впрочем, тоже. В случае обострений и силовых столкновений он может жестоко просчитаться. Громадные крысы, выпущенные на демонстрантов, — это нечто более действенное, не правда ли?..
— И ты принимаешь участие в этом преступлении?
— Мы каждый день принимаем участие в каком-то преступлении, любимый. Сами того не понимая. Но в том, о котором ты говоришь, я еще не задействована.
— Ты не будешь меня колоть, милая? Дай мне возможность погибнуть не растением. Я буду бить их ногами, пока смогу. Конечно, у меня повреждено колено, но я хотел бы держаться до последнего… Кстати, я не слишком больно ударил тебя сегодня?
— Пустяки. Я сама была во всем виновата. Я первая начала. Ты только защищался.
— Прости, что я принес тебе столько страданий.
— Я очень не хотела, чтобы ты уходил. Но теперь это уже не имеет значения. Тебе хоть иногда, хоть немного было хорошо со мной?
— Мне было чудно.
— Мне тоже.
— Спасибо, милая. Ты моя последняя большая любовь.
— Тебе так только кажется. Через несколько минут ты совсем забудешь обо мне.
— Через несколько минут я забуду не только о тебе. А впрочем, что я говорю? Разве это тело, которое сейчас будет разодрано — это настоящий я? Нет, настоящий я тебя не забуду. У меня была возможность убедиться в том, что мертвые не забывают живых.
— Ты очень суеверный! Все украинцы такие суеверные? Знаешь, когда я была маленькая, я тоже верила во что-то подобное. В то, что духи умерших остаются около нас, ночью кружат возле наших постелей и пьют молоко на кухнях… Но мой муж умер, и никогда больше не приходил ко мне…
— У тебя был муж? Но ты же не рассказывала мне о нем? От чего он умер?
— Ах, глупая неосторожность при обращении с гадюками!.. Он любил пьяным заходить в серпентарий…
— Он много пил?
— Как уж. Собственно, был хроническим алкоголиком. Хоть и очень любил меня. Но квасить любил еще больше. Несколько раз пытался меня зарезать. Это ему так просто не прошло.
— Ничто так просто не проходит. Я хочу подвести кое-какие итоги, Галя. Моя жизнь оказалась не такой уж и длинной, как пророчили бродячие цыгане и ученые астрологи, но, что досадней, не такой уж и блестящей. Я старался не иметь врагов и нравиться всем без исключения, помня, что единственный мой злейший враг — это я сам. Но нравиться всем без исключения оказалось невозможно. Никто не захотел заподозрить меня в добрых намерениях. Настолько они все были между собой рассорены. Поэтому любая моя попытка найти гармонию заканчивалась тем, что меня изгоняли. Более того, я увидел, что этот свет держится на ненависти. Она его единственная движущая сила. А я хотел убежать от нее. Хотел совершить путешествие вокруг света, но мне не хватило денег даже на то, чтобы доехать кораблем до Венеции. Поэтому я удовлетворился снами, любовными связями и крепкими напитками. Пьянство — тоже разновидность путешествия! Это путешествие по освобожденным полушариям сознания, а значит, и бытия. В один чудесный дождливый майский день, то есть сегодня, будучи в несколько помраченном состоянии, я какого-то черта очутился в подземелье. Правда, как сейчас выяснилось, это была только иллюзия, наивный сопляцкий самообман, когда я считал, будто бы действую совершенно самостоятельно, по собственному независимому плану. Как подданный империи, владелец ее паспорта и участник многих референдумов, я оказался шаром некоего интересного бильярда. Теперь осталось в последний раз пнуть его.