Ворон поднялся в воздух и долго летал над крышами домов, надсадно каркая. И это напоминало брюзжание злого старика.
Бегство из Вены
Император Рудольф был императором вполне законным, взошедшим на престол согласно всем нормам и монархическим канонам. А законные властители не любят изобретений и новшеств: чтобы не стало хуже, не надо стремиться и к улучшениям. Желание удержать все так, как при отце и деде, законные властители впитывают с молоком матери.
«Мы подумаем. Мы рассмотрим».
Да, конечно, пушка, которую предложил русский инженер из Львова, великолепна. Но и цена, запрошенная за изобретение, слишком велика. Кроме того, у императора и у эрцгерцога есть к изобретателю несколько вопросов. Один из них: почему он не предложил свою пушку и ручную бомбарду королю Баторию?
— Я могу ответить на этот вопрос честно и прямо, — заявил гость. — Родом я из Московии. Король Баторий стремится к войне с Московским государством. Я не хотел бы дать королю возможность с помощью моих пушек и бомбард настолько усилить свою армию, чтобы она могла нанести поражение войскам царя Ивана.
— Смело! — сказал король.
— Достаточно откровенно! — заметил эрцгерцог. — Вы хорошо владеете немецким языком и латынью.
— Мне довелось учиться в молодости. Я не тратил времени попусту.
— Похвально! — сказал король.
— Ваш ответ вызывает уважение! — добавил эрцгерцог. — Но почему вы не предложили свое изобретение московскому царю? И почему вы уехали из Москвы? Вас преследовали?
— Нет, меня не преследовали. Я уехал из Москвы, полагая, что за пределами Московского государства смогу полнее осуществить свои замыслы.
— Какие? — спросил король.
— Они не еретичны? — поинтересовался эрцгерцог.
— Нет, они не еретичны. Я занимаюсь печатанием книг.
— Русских?
— Да, русских.
— А почему, — спросил эрцгерцог, — вы, в таком случае, решились предложить свое изобретение нам?
— Ваша держава не имеет общих границ с моим отечеством. Война между Веной и Московией исключена. Я не боюсь, что изобретение будет использовано во вред моему народу.
— Ответ еще более откровенный, чем предыдущие, но несколько обидный для нас. Следовательно, если бы у нас была общая граница с Московией, вы не приехали бы к нашему двору?
— Вероятно, вы правы, — спокойно ответил изобретатель. — Но общих границ нет и воевать с моей страной вы не собираетесь, только потому я здесь, в Вене.
— Еще нам хотелось бы знать, почему, обладая столь выдающимися талантами в артиллерийских науках, вы решились использовать их не в молодости, а в возрасте уже преклонном? Почему, другими словами, вы не придумали свою пушку раньше?
— Ваше высочество, изобретения случаются не по заказу, а в момент, когда счастливая мысль посещает изобретателя. Но ваш вопрос с несомненностью изобличает проницательный ум. Имея значительный опыт в военном деле, я до нынешней поры не желал использовать свои таланты для усовершенствования орудий смертоубийства.
— Какая же крайность заставила вас теперь отступить от своего правила?
— Мне нужны деньги.
— Для выпуска книг?
— Да, для выпуска книг и открытия школ.
— Странно: вы продаете пушки, чтобы открыть школы…
— Другого выхода у меня нет.
— Мы подумаем…
Большего от императора и эрцгерцога добиться не удалось. Вечером, возвратившись в отведенную ему комнату, Федоров обнаружил, что в его вещах рылись. Наверное, искали более детальных чертежей. Он понял, что в Вене его постараются обмануть. И тогда ночью, разобрав пушку и выбросив самые ценные детали в Дунай, старый печатник бежал из императорской столицы. Он боялся, что за ним снарядят погоню.
Но Рудольф, когда ему доложили о побеге, лишь рукой махнул:
— Ничего. Нам эта пушка все равно не по карману. Слишком дорого запросил русский инженер…
В Богемии повсюду были чистые и удобные постоялые дворы. По ночам Федоров лежал без сна, ворочался под легкими дорогими пуховиками. Что оставит он после себя, кроме долгов? На что потратил свою жизнь?
Русские школы открыть не сумел. Большую типографию, которая выпускала бы не две-три, а тридцать книг в год, не построил. И сейчас, на старости лет, начал азартную игру с императорами и королями. Он не придумал других способов раздобыть денег. А без денег не будет ни школ, ни типографий…
Он пытался вспомнить Москву — темные улицы, широкие, не европейские бороды, царя Ивана, человека с пугливым взглядом, с птичьей головкой, поросшей редкими рыжими волосами.
Удобны постоялые дворы в Богемии. Хороши здесь и одеяла лебяжьего пуха. Но не спалось печатнику.
Он вспомнил последнюю встречу с Острожским. Что, если прав был князь — один человек, без войска, без денег, без верных и послушных сатрапов, не в силах ничего изменить в этом мире?
Но нет, он не сдастся. Он сделает то, чего не хотели сделать ни царь Иван, ни князь Константин, ни гетман Ходкевич. Он напечатает тысячи книг, по которым в Москве и Львове, Вильно и Киеве будут учиться читать и писать. И для этого он сейчас отправится в Краков к Баторию. Ему он, конечно, не предложит ни разборную пушку, ни ручную бомбарду. Он постарается получить заказ на парадную пушку, которая служила бы украшением лагеря короля, но не дала бы ему преимуществ в возможной войне с Москвой. А бомбарду он предложит какой-нибудь нейтральной стране, например Саксонии. Только бы получить деньги.
И ночью он пишет письмо саксонскому курфюрсту Августу:
«…Многочисленные славнейшие знатоки военного дела склонили меня своими советами к тому, чтобы я осмелился послать настоящее письмо Вашему пресветлому величеству… Поскольку я много и долго занимался военной практикою, я вознамерился посланный мне от бога в той области талант показать не пустословием, а самой практикой… Я обратился к его священному величеству императору Рудольфу в Вену с сим изобретением. К тому времени я уже на собственные средства изготовил одну модель составленной из отдельных частей пушки. Эту модель лично осматривали император и эрцгерцог и высказались о ней с полным одобрением. Они настойчиво добивались от меня услышать, в чем заключается секрет обращения с этой пушкой и суть ее действия. Я готов был открыть его и показать им ее действие, но только на определенных условиях, на которые они не согласились… Поэтому я решил с моим секретным изобретением обратиться к Вашему светлейшему величеству. Оно заключается в том, что по желанию каждая такая секретная пушка может быть разобрана на точно определенные составные части — на 50, 100 и даже, если нужно, на 200, соответственно калибру и величине каждой пушки… Готовые к употреблению части такой установки можно было доделать и дополнить в количестве до 50 в течение трех суток. Если бы какая-либо из пушек разорвалась, будет повреждена только одна ее часть, а не все орудие. Если бы торопила обстановка или враг наступал, такие пушки можно было бы разобрать и разместить в нужных местах в течение одного дня. Для перевозки таких пушек не требуется ни специальных ящиков, ни повозок с железными ободьями колес… Кроме того, я сделал еще другое изобретение в области ручных бомбард. Сто таких бомбард могут причинить врагу такой же урон, как 400 тех, которые ныне употребляются…»
Письмо будет найдено в Саксонском тайном архиве через 390 лет после смерти Ивана Федорова. Мы так и не знаем по сей день, получил ли Федоров ответ на это письмо.
Баторий
— Ну, садись! — сказал король и улыбнулся. Весело сверкнули зубы. А лицо у Батория было смуглое, с гладкой кожей. Движения легкие, точные, свободные. — Садись, печатник. Может быть, теперь тебя следует именовать пушкарем? Я познакомился с чертежами твоей пушки. Красиво. Только скажи, для чего мне такая пушка? Для парадов? Мне нужны пушки простые и дешевые. Придумал бы ты такую, чтобы заряжали ее не с дула, а как-нибудь сбоку или сзади. Да и чтоб после выстрела прицел не сбивался. Воз золота дам. Или же хороший фольварк подарю. Шляхтичем станешь. Я не побоюсь, что ты русский. Да и сам я не поляк. Что с того? Зато — польский король. Не тот поляк, кого польская мать родила, а тот, кто под польскими знаменами под ядра ходит.