В тот год, когда мы были в Москве, он нанес московитам поражение при помощи необыкновенной уловки. Эта история, мне кажется, достойна того, чтобы привести ее здесь. Он провел в Московию неких татар, одетых в литовское платье, будучи уверен, что московиты без страха нападут на них, приняв за литовцев. Сам же он устроил засаду в удобном месте, поджидая мести московитов. Опустошив часть Северской области, татары направляются к Литве. Когда до московитов дошло, что те свернули и двинулись к Литве, то они подумали, что это литовцы, и вскоре, горя жаждой мщения, стремительно вторглись в Литву. Когда, повоевав ее, они возвращались обремененные добычей, Евстахий, выйдя из засады, окружил их и перебил всех до единого. Узнав об этом, московит отправил послов к польскому королю с жалобой на нанесенную ему, несмотря на перемирие, обиду. Король ответил им, что его подданные не наносили обиды, а, напротив, мстили за обиду. Таким образом, московит, дважды осмеянный, вынужден был снести и ущерб, и бесчестье.
Ниже русских Черкасс нет никаких христианских поселений. При устье Борисфена, в сорока милях от Черкасс, на берегу, ближнем к Валахии, находится крепость и город Очаков, которым владел царь Тавриды, отняв его не так давно у польского короля.
Ныне им владеют турки. От Очакова до Альбы, старое название которой Монкастро, близ устья Тираса, четырнадцать миль. Ею тоже владеют турки. От Очакова до Перекопа четырнадцать миль. От Черкасс, что около Борисфена, до Перекопа сорок миль. На семь миль выше Черкасс по Борисфену встретим город Канев, в восемнадцати милях от которого выше по реке находится Киев, древняя столица Руссии.
Великолепие и подлинно царственное величие этого города явны в его развалинах и руинах его памятников. И поныне еще на соседних горах видны остатки заброшенных храмов и монастырей, а кроме того, множество пещер и в них очень древние гробницы с телами, не тронутыми тлением. От людей, достойных доверия, я слышал, будто девочки там редко сохраняют целомудрие после семилетнего возраста. Причины тому приводились разные, но ни одна из них меня не удовлетворяет; купцам позволяется злоупотреблять девушками, но отнюдь нельзя увозить их. Если кто будет уличен в увозе девушки, то лишается и жизни, и имущества, разве что его спасет милосердие государя. Там существует также закон, по которому имущество иноземных купцов, если им случится там умереть, переходит к королю или к его наместнику; то же соблюдается у татар и турок по отношению к умершим у них киевлянам. Близ Киева есть одна горка, через которую для купцов проложена не совсем удобная дорога. Если при подъеме по ней сломается какая-нибудь часть повозки, то имущество, которое было на повозке, отбирается в казну. Все это мне рассказывал Альберт Гаштольд, воевода виленский, наместник короля в Литве.
В тридцати милях от Киева вверх по Борисфену встретим Мозырь на реке Припяти, впадающей в Борисфен в двенадцати милях выше Киева. В Припять вливается рыбная река Тур. От Мозыря же до Бобруйска тридцать миль. Поднимаясь далее, через двадцать пять миль прибудем в Могилев, на шесть миль от которого еще выше отстоит Орша.
Названные города по Борисфену, расположенные все на его западном берегу, подвластны королю польскому, лежащие же на восточном берегу подчиняются государю московскому, кроме Дубровно и Мстислав-ля, состоящих во владении Литвы. Переправившись через Борисфен, через четыре мили попадем в Дубров-но, а через двадцать миль оттуда — в Смоленск. Из Орши наш путь лежал в Смоленск, а затем прямо в Москву.
Город Борисов отстоит на двадцать две мили от Орши на запад; мимо него протекает река Березина, которая впадает в Борисфен ниже Бобруйска. По моей оценке на глаз, Березина несколько шире Борисфена у Смоленска. Я положительно думаю, что эту Березину древние считали Борисфеном, на что, мне кажется, указывает и самое созвучие их названий. Более того, если мы всмотримся в описание Птоломея, то оно гораздо более подойдет к истокам Березины, чем Борисфена, называемого Днепром.
Кто были государи в Литве и когда они приняли христианство, об этом достаточно было сказано в начале. Дела этого народа постоянно процветали до времен Витольда. Если им откуда-нибудь грозит война и они должны защищать свое достояние против врага, то они являются на призыв с великой пышностью, более для бахвальства, чем на войну, а по окончании сборов тут же рассеиваются. Те же, кто останется, отсылают домой лучших лошадей и платье, с которыми они записывались, и следуют за начальником, с немногими другими, как бы по принуждению. А магнаты, обязанные посылать за свой счет на войну определенное количество воинов, откупаются у начальника деньгами и остаются дома. Это совершенно не считается бесчестьем, так что предводители и начальники войска велят всенародно объявлять в сеймах и в лагере, что если кто пожелает откупиться наличными деньгами, то может освободиться от службы и вернуться домой. Между ними наблюдается такое во всем своеволие, что они, кажется, не столько пользуются неумеренной свободой и добротой своих государей, сколько злоупотребляют ею.
Они распоряжаются заложенным им имуществом государей, так что те, приезжая в Литву, не могут жить там на собственные доходы, если не пользуются поддержкой местных владетелей.
Этот народ носит длинное платье; вооружены они луками, как татары, и копьем со щитом, а также саблей, как венгры. Лошади у них хорошие, причем холощеные, и без железных подков; уздечка легкая.
Столицей народа является Вильна; это обширный город, расположенный между холмами при слиянии рек Вилии и Вильни. Река Вилия, сохраняя свое имя, в нескольких милях ниже Вильны впадает в Кронон. Кронон же течет мимо города Гродно, название которого до известной степени похоже на название реки, и в том месте, где впадает в Немецкое море, отделяет некогда подвластные Тевтонскому ордену народы прусские, которые ныне находятся в наследственном владении маркграфа бранденбургского Альберта, с тех пор, как он подчинился польскому королю, сложив с себя крест и орден, от жемайтов. Там находится город Мемель, ибо немцы называют Кронон Мемелем, а на русском языке он называется Неманом. Ныне Вильна опоясана стеной, и в ней строится много храмов и каменных зданий; она является также резиденцией епископа, которым тогда был Иоанн, внебрачный сын короля Сигизмунда, муж отменно обходительный, ласково принявший нас при нашем возвращении. В замке, где находится резиденция короля или князя, есть собор, а кроме того, замечательны приходская церковь и несколько монастырей, особенно же обитель францисканская, на постройку которой были издержаны большие суммы. Но храмов русских там гораздо больше, чем римского исповедания.
В Литовском княжестве и принадлежащих ему землях три епископства римского исповедания, а именно: Виленское, Жемайтийское и Киевское. Русские же епископства в королевстве Польском и Литве с входящими в их состав княжествами следующие: Виленское, где ныне пребывает архиепископ, Полоцкое, Владимирское, Луцкое, Пинское, Холмское и Перемышльское. Промысел литовцев составляют имеющиеся у них в изобилии мед, воск, поташ, смола и хлеб. Все это в больших количествах вывозится ими в Гданьск, а оттуда в Голландию, где продается и обменивается на соль.
В изобилии Литва поставляет также смолу, доски и лес для постройки судов и других сооружений, а также хлеб. Соли у нее нет, и она покупает ее в Британии. Когда Христиерн был изгнан из Датского королевства, а на море бесчинствовали пираты, соль привозили не из Британии, а из Руссии; и теперь еще у литовцев в употреблении таковая. В наше время у литовцев особенно знамениты были воинской славой два мужа: Константин, князь Острожский, который хотя и был однажды разбит и пленен московитами, но и до, и после того бывал весьма удачлив, одержав не одну победу над московитами, турками и татарами. Мне не посчастливилось повидать его, несмотря на то, что я часто бывал в Литве, когда он был еще жив; и князь Михаил Глинский.
Константин множество раз разбивал татар; при этом он не выступал им навстречу, когда они ватагой шли грабить, а преследовал обремененных добычей. Когда они добирались до места, в котором, как они полагали, можно, ничего не опасаясь за дальностью расстояния, перевести дух и отдохнуть, — а это место бывало ему известно, — он решал напасть на них и приказывал своим воинам заготовить для себя пищу этой ночью, ибо на следующую он не позволит им разводить больших огней. Итак, проведя в пути весь следующий день, Константин, когда татары, не видя ночью никаких огней и полагая, что враги или повернули назад или разошлись, отпускали лошадей пастись, резали скот и пировали, а затем предавались сну, с первыми лучами солнца нападал на них и учинял им полный разгром.