Дж. Гастальдо из издания «Известий о делах Московитских», Венеция, 1550 г.
По смерти, 12 января 1519 года, цесаря Максимилиана я был отправлен послом от штирийцев к королю Испаний и эрцгерцогу австрийскому Карлу, избранному тогда римским императором. К Его величеству, узнав о коронации его, внука императора Максимилиана, римским королем и избранным римским императором, впоследствии отправил своих послов — князя Ивана Посечня и секретаря Симеона Трофимова — и московит, чтобы снова скрепить договоры, заключенные прежде с императором Максимилианом против польского короля Зигмунда, когда он был во вражде с королем польским.
Желая в свою очередь сделать любезность московиту, император дал поручение своему брату господину эрцгерцогу Фердинанду склонить венгерского короля Людовика повлиять на своего дядю Сигизмунда, короля польского, чтобы тот согласился на справедливые условия мира или перемирия с московитом. Итак, граф Леонард Нугарола от имени римского императора Карла, а я от имени Фердинанда, брата Его величества, инфанта испанского, эрцгерцога австрийского и проч., сели в Австрии, в Вене, на паннонские возки и поспешили к Людовику, королю венгерскому.
Приехав в Буду 14 декабря, мы изложили здесь наши поручения и, окончив дела, как того желали, были отпущены. Вернувшись в Вену 5 января, мы вскоре, 12 января, выехали с московитскими послами, которые к тому времени вернулись из Испании от цесаря. Со мной были: господин Рупрехт, сын моего брата, господина Георга, Кристоф Раумшюссль, Ганс Вухрер, Франц Фицин, Никлас Штрахвиц, Эразм Прантнер и Матиас Целлер, а кроме того, прочие слуги.
Мы ехали через следующие города:
Ульрихскирхен, три мили;
Мистельбах, шесть миль;
Микулов, три мили;
Бистршице, четыре мили;
Шарадиц, три мили;
Вишков, пять миль;
Простеев, две мили;
Оломоуц, четыре мили;
Штернберк, две мили;
Парк, железные рудники, две мили.
В двух милях отсюда мы переправились по мосту через реку Малую Мораву и, оставив Моравию, въехали в городок и княжество Силезии
Ягерндорф, три мили.
Затем через:
Любшиц, две мили;
Глогув Малый, две мили;
Кшепице, две мили,
а затем, за Одрой,
Ополе, город и крепость, расположенные на реке Одре, где было местопребывание последнего князя опольского, три мили;
Олешно, по-немецки Розенберг, за рекой Малапане, которая тогда на удивление разлилась, семь миль;
польский город Кшепице Старая, почти две мили, она на полмили в, глубине Польши; это приличный замок и польский городок.
Здесь мы узнали, что польский король находится в городе Пётркуве, в котором жители королевства
обычно устраивают сеймы, и тотчас отправили туда слугу. Когда он сообщил по возвращении, что оттуда король поедет уже прямо в Краков, то и мы тоже направились туда из Кшепице.
Оттуда на Брешнице, пять миль;
до Камеско — пять и до Пётркува — четыре.
Мы избрали дорогу на Пётркув, так как король, по обычаю, собрал там сейм. Но нам сообщили, что сейм уже завершился, и король едет в Краков. Туда мы и послали наших гонцов с письмом. Поэтому и мы решили ехать в Краков и прежде всего прибыли в Клобуцко, две мили,
монастырь Ченстохово, куда на поклонение образу Пресвятой Девы стекается огромное количество народа, преимущественно русского, три мили;
Жарки, пять миль;
Кромолув, три мили;
Олькуш, знаменитые свинцовые рудники, четыре мили.
Проехав оттуда пять миль, мы 2 февраля прибыли в Краков. Нам не было оказано тогда никакого почета, нас никто не встречал, нам не было даже назначено и указано гостиниц, и никто из придворных не приветствовал и не принял нас по долгу учтивости, как будто они совершенно ничего не знали о нашем приезде. Когда мы впоследствии, 8 февраля, испросили доступ к королю, он пренебрежительно отнесся к причине нашего посольства и стал порицать предприятие наших государей как несвоевременное; а уж когда он узнал, что с нами из Испаний возвращаются послы московита, то стал даже подозревать, не замышляет ли тот чего-либо. Он полагал, может быть, что мы заключили с московитами новый договор.
«Что же, — спрашивал он, — соседство или кровное родство ваших государей с московитом побудило их добровольно предлагать себя в посредники?»
Тем более что он не просил наших государей ни о чем подобном и мог бы без труда заставить своего врага принять справедливые условия мира. Мы же уверяли его в благочестивых христианских намерениях наших государей и их искренности, говоря, что они ничего более не желают от всей души, ничего иного всеми силами не добиваются, как мира, взаимной дружбы и согласия между христианскими государями. Мы прибавили также: «Если королю неугодно, чтобы мы исполняли наши поручения, то мы или вернемся, не окончив дела, или сообщим о том нашим государям и будем ждать их ответа по этому делу».
Услышав это, они стали обращаться с нами несколько вежливее, и даже в гостиницах мы стали получать больше. Король разрешил нам продолжать путь и, так как, по их обычаю, мы не слишком щедро содержались в наших гостиницах, выдал каждому из нас по пятидесяти золотых монет.
В это время мне представился удобный случай испросить тысячу флоринов, которые распиской обещала мне мать королевы Боны за то, что ранее я устроил по поручению цесаря Максимилиана этот брак ее дочери. Добрые друзья посоветовали мне отдать расписку королю с просьбой быть моим ходатаем в этом деле. Я так и сделал.
Король милостиво принял от меня расписку{372}, сохранил ее до моего возвращения, а когда я вернулся из Московии, распорядился удовлетворить меня в хороших венгерских золотых, как честный король.
14 февраля мы покинули Краков, и тогда только по-настоящему пошел снег; поэтому мы сели на сани и по довольно удобному пути поехали через польские города:
Новы Корчин,
Поланец, десять миль; отсюда до Сандомира восемнадцать миль. Оттуда до Завихвоста вниз по Висле. Там мы переправились через нее и оставили ее слева,
Осек,
Проковица,
Сандомир,
через Завихост,
Ужендув,
Люблин, тоже восемнадцать миль от Сандомира,
Парчев, находится еще в Польше, но уже на самой границе. На расстоянии менее одной итальянской мили от него протекает речка Ясонка, это — граница, оттуда на Ломазы. Затем, в трех милях от Парчева, мы добрались до литовского города Половитца, где на многих дорогах нам из-за обилия болот приходилось ехать по гатям, оттуда в Ростовше, две мили,
Пишчац, три мили,
Брест, четыре мили. Это большой город с крепостью на реке Буге, в который впадает Мухавец.
В тот день, когда мы выехали из лесу на равнину перед Брестом, был такой жестокий ветер и снегопад, что за метелью не было видно лошадей. Я стал обдумывать способы, как мне укрыться от ветра и стужи, так как понял, что придется заночевать в поле. Поставили сани против ветра, и как только к ним наметало снегу, выкатывали их выше, под образовавшейся таким образом стеной я разместился с кучером и лошадью. Бог миловал, и мы все же добрались до Бреста.
От Люблина досюда — шестнадцать миль; это точно посредине между Краковом и Вильной.
Каменец, городок с каменной башней в деревянном замке, пять миль; переправившись потом через две реки, Ошна и Бешна, мы через пять миль прибыли в Шерешев, недавно выстроенный в большом лесу городок, расположенный на реке Лесне, которая протекает и под Каменцом,
Новый двор, пять миль,
Порозово, две мили,
Волковыск, четыре мили. От Бреста досюда три дня пути.
Во все путешествие у нас не было гостиницы, удобнее здешней.
Здесь дорога на Вильну разделяется. Одна, по которой мы ехали и по которой до Вильны двадцать семь миль, на Пески, городок на реке Зельва, которая вытекает уже из русской области Волыни и впадает в Неман.