Что же до того, что польский король должен присылать своих послов сюда, то наши государи о том осведомлены; разве этот обычай предлог для отказа? Они, император и его брат, однако, полагали, что послать послов в третье место, как это принято между другими государями, помогло бы заключить более крепкую дружбу и братство. Потому-то они и обязали нас так увещевать вашего Светлейшего государя и всеми средствами стараться добиться договора о мире. Если же Светлейшему государю вашему по нраву так, как вы говорите, и он не желает снизойти к увещеваниям наших государей, мы готовы, если угодно вашему государю, послать своих помощников к польскому королю с изложением всех соображений и причин, если сможем именем государей наших подвигнуть его, чтобы прислал своих послов сюда и чтобы мы смогли достичь какой-нибудь договоренности. Если пришлет — хорошо, тогда исполним свой долг и внесем в договор нашу сторону, если же не пришлет, доложим нашим государям, что порученное нам мы вашему господину предложили и, насколько это зависело от нас, написали Светлейшему королю, чтобы прислал послов, и что не смогли добиться этого, дабы наши государи видели, что мы исполнили долг свой и что не было в нас никакого небрежения.
Нас спросили, желает ли Цесарское величество иметь дружбу и братство с их господином. Мы ответили, что без колебаний уверены в этом. Они спросили еще, есть ли у нас полномочия заключить союзничество между цесарем и их господином, как это было с цесарем Максимилианом или согласно писаниям, отправленным цесарю с его, великого князя, послами.
Мы ответили, что они уже в достаточной степени осведомлены, какое у нас поручение; именно: Цесарское величество и его брат в связи с благоприятным стечением обстоятельств желают мира между христианами и послали нас для заключения такого мира, в который они желали бы быть вписаны и поддерживать соблюдающую сторону против нарушившей, впрочем, на надлежащих условиях, о которых после, с тем чтобы их господин и король польский могли бы обратить свои силы на благо христианского мира.
Когда 8 мая нас пригласили снова, то, как и раньше, советники сказали, что их господин выслушал то, что через нас им было предложено и что они поведали нам от его имени, и относительно этого он велел нам передать, что, заключив в свое время дружбу, братство и союзничество с цесарем Максимилианом, он соблюдал их твердо до самой его, Максимилиана, смерти, и не ради короля польского, а ради братской любви; по смерти же Максимилиана осведомлялся через своих послов у императора Карла относительно подтверждения тех дружбы и союзничества, и много сейчас в этом деле такого, из-за чего мы теперь оттягиваем его подтверждение и не подтверждаем.
Что же до ваших слов, что хотите послать гонцов к королю польскому, великому князю литовскому, дабы прислал сюда своих послов, то наш господин им не препятствует, поскольку однажды уже сказал и позволил это.
Мы отвечали, что поняли то, что они предложили. Но нынешний цесарь и его брат поднимают этот вопрос не ради короля польского, но так как видят, что настало такое благоприятное для христианского мира стечение обстоятельств; цесарь желает союзничества со своим побежденным врагом, чтобы помочь христианскому миру. И по этой причине твердо желаем мира, чтобы вы могли присоединить и ваши силы к силам христианского мира. И по заключении такого мира наши государи будут с вашим господином в союзничестве на надлежащих почетных условиях, даже таких, что если король польский пожелает предпринять что-либо против этого союзничества, то наши государи будут на стороне вашего господина; мы же не препятствуем никакому заключению и подтверждению, ибо открыто заявили, какие у нас полномочия.
Чтобы устранить подозрения, добавим еще, что Цесарское величество и его Светлейший брат подняли этот вопрос не только ради польского короля, но ради блага христианского сообщества; ведь мы во время нашего путешествия побывали у короля польского, и его склоняя на этот мир на тех же условиях, но были у него на большом подозрении, так что он оказался по отношению к нам неуступчив, полагая, что мы добиваемся этого мира более из любви к вашему господину, чем по какой-нибудь другой причине.
Поскольку в своей речи они, московиты, говорили об одном только цесаре, не упомянув ни разу о его брате, мы прибавили, что, когда их господин прислал своих послов к цесарю в Испании, Его величество нашли, что у них нет совершенных полномочий для заключения; что и тогда Его цесарское величество сказали им, что даже если бы у них и были совершенные полномочия, он все-таки в этом деле не желает ничего заключать без брата своего эрцгерцога Фердинанда, но желает, чтобы и тот был бы участником, какового мнения братья держатся и поныне, потому что в этом деле хотят быть нераздельны.
В заключение мы ясно повторили, что вся суть дела в том, что цесарь и его брат в этом деле не желают разделяться.
Кроме того, мы знаем, что их господину и без нашего рассказа известно, каким оказал себя король польский против цесаря и его брата, и поэтому их господин может представить себе, есть ли у них причина и смысл идти на такие условия ради его блага.
Они отвечали, что, после того как их господин посылал своего человека к Цесарскому величеству, уже после этого прибыл господин Антоний и сообщил, что заключить там союзничество нет никакой возможности. Их господин посылал своих послов с полномочиями для заключения, но так как переговоры не состоялись и не смогли ничего заключить, а по этому делу велось столько разговоров и прилагалось трудов, то их господину удивительно, почему не смогли довести его до конца. А от союзничества с эрцгерцогом Фердинандом их господин никогда не отказывался.
Они просили также разъяснить им: если этот мир между их господином и королем польским будет заключен, есть ли у нас полномочия заключить тогда союзничество от имени наших государей здесь, в Москве.
Мы ответили, что да, есть, но на почетных и надлежащих условиях, о которых, с помощью Божьей, в конце концов поговорим подробнее; в заключение же настоятельно заявили и даже показали на пальцах, что когда их господин, с одной стороны, и король польский, с другой стороны, заключат мир, тогда и наши государи, как неразлучимые братья, желают быть третьей стороной, включенной в этот мир и союзничество, как о том сказали выше, на подходящих и почетных условиях; вот для заключения какого договора у нас есть полномочия.
Они отправились к своему государю и, вернувшись, объявили, что между великими государями соблюдается такое обыкновение: сначала договориться о собственных делах, а затем заботиться о чужих; итак, нам велено передать то, что мы услышали. Если же хотим посылать к королю польскому, то можем.
Мы сказали, что обсудим все разом в будущем, и просили об охранных грамотах для польских послов, если они приедут, и они обещали.
Сообщение графа Нугарола и барона Герберштейна эрцгерцогу Фердинанду о их действиях при русском дворе
Светлейший и могущественный государь и господин, господин всемилостивейший!
Что по поручению Вашей светлости мы обсуждали со Светлейшим королем Польши, прежде чем 13 февраля покинули Краков, мы уже сообщали Вашей светлости. 26 же апреля мы прибыли сюда, где 1 мая были приглашены на аудиенцию Светлейшим великим князем московским. Когда, зачитав приветствия Цесарского величества и Вашей светлости, мы должны были приступить к сути дела, он велел нам удалиться в другое место, послав с нами своих советников; то, что от имени Цесарского величества и Вашей светлости мы изложили ему, Вы, если изволите, найдете в прилагаемой копии. После того как они выслушали это, в тот день, когда это имело место, больше о делах не говорилось. 6-го же числа того же месяца мы были приглашены снова, а равным образом и спустя два дня; обсуждались те дела, копию которых мы уже послали Вашей светлости.