Митя Кокорин
Московская книга живых
Осторожно, двери закрываются, следующая станция «Сокольники», – говорит поезд. – Уважаемые пассажиры, при выходе из поезда не забывайте свои вещи, – говорит.
Забывайте вещи, уезжайте в чащу, – прёт плохого поэта Петю. – Мы же все те еще. Нам потеряли счет, – Петины заметки набухают, двери осторожно закрываются.
Вещь в себе есть нечто существующее независимо от сознания и действующее на наши органы чувств, – слушает скромная студентка Саша. – Мир вещей в себе становится исходным материалом для нашего познания мира, – Саша не слышит, что говорит поезд, поезд трогается.
Приоткрываю, значит, глаз, в щелочку смотрю, кто надо мной навис, – планирует якобы спящий Антон. – Пожилой человек? Пассажир с детьми? Инвалид, беременная женщина? А то неловко, – думает якобы спящий Антон, и поезд всасывает в тоннель.
Как же так, как же так, – думает Лена.
Да. Да! Ну я еду, да. Да! – ревет Сергей Леонидович в трубку.
Норм. Норм. Симпатичная. Ой фу. Ничего так, – листает Стас. – Ого. Нет. Ну нет. Ну норм.
Когда вещи в себе воздействуют на наши органы чувств, – говорит актер озвучания скромной студентке Саше. – Мы воспринимаем их как феномены, впечатления.
В печь – а – тление, а хлеб – из печи, – долбит заметку плохой поэт Петя. – Лечь в откровения, помолчим.
Все-таки пальцы надо было отрезать и отдельно закопать, – нервничает пожилой профессор, скрывающий свое имя. – По пальцам, наверное, быстрее идентифицировать. Где пальцы, там сразу остальное. Сразу.
Да еду, да. Приеду, поймем. Поймем, говорю! – выжимает Сергей Леонидович в телефон.
Как же так, как же так, – думает Лена.
Пальцы. Кошмар, конечно, – профессор глядит в пол. – Я же ее пальцы своими пальцами ведь… Подушечки. Могут оставаться отпечатки на отпечатках? Бред какой-то.
Ясск б еёбы фф, – думает настолько пьяное, что и имени у этого не будет.
Кирилл вообще не думает. Кириллу необходимо собрать четыре и/или более шариков – по вертикали, горизонтали, диагонали. Хотя иногда он все же думает, какая тупая сволочь дизайнер Орлов, но лопает эту мысль вместе с четырьмя и/или более шариками.
Хотя Гегель признавал, что его диалектический метод является частью философской традиции, восходящей к Платону, он критиковал платоновскую версию диалектики, – доводит до сведения студентки Саши актер озвучания,
Вроде не беременная. И молодая. – якобы спящий Антон разглядывает Лену в щелочку. – Ну и сижу себе, сплю, значит.
Как же так, как же так, – всё думает Лена.
Ну такое. Такое. А вот это лайк, – всё свайпает Стас.
Поезд замедляет ход.
Ход времени в нас – кругом, держать друг друга, жать-ждать друг друга, – заходится плохой поэт Петя.
Поезд тормозит.
Дашттм какт фф, – пьяное без имени вдавливается в поручень.
Они может ее там уже собака какая нашла, глубже надо было и рубить помельче, и не на опушке, глупо так! – волнуется пожилой профессор.
Поезд встает в тоннеле.
Да что ты хочешь? – грохочет Сергей Леонидович в случившейся тишине. – Скоро буду, я еду, еду я!
Поезд не едет и молчит.
Еду, говорю! Алло! Слышишь? Ты… Алло?
Ну вот и что встали-то, что стоим? – дергается нога профессора. – Даже теперь от Лидочки не уехать.
Я бы тогда тебя всю… Всю… – поезд не едет, вдохновение Пети тоже застряло в большом пальце.
Привет, – пишет Стас, еще немного думает, стирает точку в конце и отправляет.
А если беременная, просто не видно пока? – размышляет якобы во сне Антон. – Я тогда должен уступить или нет?
Как же так, – думает Лена.
Сввсем сс кччч, – думает вслух пьяное безымянное.
Гегель полагал, что истинное умозрение не отрицает рассудочного мышления, а предполагает его и заключает в себе как постоянный и необходимый низший момент.
Или нашли? Если уже нашли ее? Ее нашли, а меня ищут – по пальцам, соответственно, по следам, а следы к метро, и вот теперь стоим. И сейчас придут. И вот тогда всё.
Пожилой профессор трясется.
Поэт Петя не находит вдохновения.
Поезд не едет, молчит.
Лена висит на поручне.
Пьяное безымянное намотано на поручень в другом конце вагона.
Гья гья гья, – говорит поезд.
У профессора жмет в груди.
Чпок, – лопаются четыре и/или более шариков у Кирилла.
Прежде всего Шеллинг устанавливает, что основной принцип познания должен отличаться безусловностью и полным единством.
Андже дзе гхан бху, – говорит поезд и не едет.
Голова пожилого профессора подскакивает, лоб холодеет, глаза бегают по вагону.
Привет, – отвечает Стасу Вика, 22.
Чпок – у Кирилла.
Не слышу тебя! Еду! – Сергей Леонидович.