«Делу Родышевского» не приходилось сетовать на равнодушие исследователей. О нем часто вспоминали, писали даже специальные труды, правда исключительно в церковной периодике прошлого столетия. Из всех них явствовало, что суть дела заключалась в расхождениях и спорах богословского характера.
Вероятно, у человека прошлого века с еще живыми религиозными представлениями, действующей церковью, знанием теологии это не вызывало ни малейших сомнений. Споры о вере постоянно вспыхивали на Руси, и каждый знает, какими потоками крови, разливом междоусобиц, взрывом насилий и казней отмечалась борьба за верность идеям христианства. Другое дело - наше время. С позиций второй половины XX века сразу же возникает вопрос: почему спор о вере должен был решать тайный сыск, почему богословскими тонкостями занимались не имевшие ничего общего с церковью чиновники во главе с бывшим денщиком Петра I, печально известным своей нечеловеческой жестокостью Андреем Ушаковым, а возглавлявший все церковные учреждения Синод остался в стороне? Так было принято? Вовсе нет. В компетенцию Синода с момента его основания не вторгалось ни одно государственное гражданское заведение, ему одному поручались все связанные с церковью и религией вопросы. Другое дело, что вынесенный Синодом приговор осуществлял в дальнейшем государственный аппарат. А в «Деле Родышевского» ни одного упоминания о Синоде, ни малейшей связи или переписки с ним нет. Случайностью такое положение не объяснишь.
Но самым загадочным в фолиантах дела было то, что человек, давший ему имя, сам Маркел Родышев-ский, здесь почти не фигурировал. Не его сочинение распространялось в рукописных «тетрадях» - он к тому времени уже находился в заключении, не он был автором пасквиля на Прокоповича, и связи следствие устанавливало не с ним. Создавалось впечатление, что Родышевский действительно нужен был для единственной цели - дать название многотомному, на редкость запутанному делу.
Да и обвинение, первоначально выдвинутое против Родышевского, ни к каким религиозным спорам отношения не имело. Просто, как казначей и доверенное лицо Прокоповича, он вместе с ним продал драгоценности из Псковско-Печерского монастыря. Дорогие вина, хорошие лошади, роскошные рясы - да мало ли что нужно было умевшим широко пожить церковникам! Когда растрата обнаружилась, Проко-пович поторопился предать своего казначея, отделался покаянием, а Родышевский оказался осужденным по всей строгости тогдашних законов. При вступлении на престол Анны Иоанновны незадачливый монах вознамерился облегчить собственную участь, а заодно нанести чувствительный удар своему бывшему начальнику. В письме новой императрице он, жалуясь на «невинное осуждение», предупреждал, чтобы Анна не давала себя короновать Прокоповичу, так как тот короновал и почти тут же отпевал ее предшественника - тяжелая, мол, рука! А еще Родышевский обвинял Прокоповича в измене православию.
Сомнение в правоверности - это был единственный способ перевести обвинение в ту сферу, относительно которой простое воровство переставало быть преступлением, во всяком случае преступлением значительным. Богословская дискуссия, в которую втягивал своего бывшего покровителя Родышевский, носила спекулятивный, демагогический характер, причем, зная превосходную теоретическую подготовку противника, он все-таки рассчитывал на успех. Но самым неожиданным оказалось то, что не хищение монастырского имущества впервые познакомило Родышевского с тайным сыском. Много раньше ему пришлось столкнуться с Преображенским приказом по обвинению в склонности к… католицизму. Ничего не скажешь, настоящий «защитник» православия! Тогда покровительство Прокоповича спасло его от неприятностей, теперь Родышевский решил все повернуть наоборот. И дело началось снова, круче, беспощаднее, приобретая все больший и больший размах. Теперь в центре внимания оказались «тетради» пасквиля, составленного неким Осипом Решиловым.
Формально все выглядело просто. Решилов якобы узнал о теоретических возражениях Родышевского и, вдохновившись ими, составил собственное обвинение Прокоповича, которое и начал распространять. Тайная канцелярия хотела найти и примерно наказать тех, в чьих руках побывали эти «тетради». Вполне правдоподобно, если бы не одно обстоятельство - дата, когда появилось решение о возобновлении следствия. Два гоДа отделяли прошение Родышевского от начала нового разбирательства, два года его прошение не вызывало никакого интереса, а Решилов все это время отбывал наказание за те же «тетради» в далеком Валаамском монастыре. Что же побудило тарный сыск вернуться к делу Родышевского?