Наряду с Макаровым, которого Тайная канцелярия задерживает вместе с женой, в деле Родышевского появляется князь Иван Одоевский, не хотевший мириться с наступившими порядками. Еще показательнее привлечение к делу жены и сына блестящего дипломата петровских времен Андрея Артамоновича Матвеева. И фактически они отвечают на общие с живописцами Никитиными вопросы.
Народным недовольством могли воспользоваться разные политические группы с разными политическими программами, среди которых не исключалась и «борьба за истинную веру», «за древлее благочестие». Но почему же в таком случае эти лозунги ни разу не всплывают на листах «Дела Родышевского»? Даже в откровенно демагогических оборотах своих ответов никто из арестованных не затрагивает подобных вопросов. Теперь уже совершенно открыто говорится о том, что обвиняемые по делу Родышевского обсуждали вопросы наследования престола, не признавая законности прав Анны Иоанновны, «вывоза ее императорским величеством богатств в Курляндию», «переделки малых серебряных денег в рублевики», «о войске российском, якобы уже в слабом состоянии обретаетца», «о скудости народной и недородах хлебных», «о смерти и погребении Петра Первого». Никакой теологии, никаких богословских разночтений - жизнь государства во всех ее бесчисленных поворотах и сложностях. Поэтому не менее откровенно формулировались и заключительные, наиболее важные для правительства пункты допроса, которые, кстати сказать, составлялись лично Прокоповичем: «Что у вас подлинное намерение было, и чего хотели, и с кем чинить, и в какое время - скоро ли, или еще несколько утерпя, и каким образом - явным или тайным». Целая программа государственного переворота.
«Факция» - группа действия. Это понятие впервые применяется в истории тайного сыска именно к участникам «Дела Родышевского». Не заговорщики, не горстка людей, готовых на покушение, внутренний дворцовый переворот, но «факция» - по существу, партия с определенными политическими взглядами, широкими связями и значительная по своей численности. Члены «факции» думали о необходимости переустройства страны, об ограничении самодержавной власти, о порядках более справедливых и легких для народа, о возможности продолжать петровские преобразования. Ко всему этому не имел никакого отношения Родышевский, зато действительно ведущая роль принадлежала живописцу Ивану Никитину. Начальник Тайной канцелярии А. И. Ушаков меньше всего ожидал, что слово «факция», сказанное шепотом и только для ушей Анны Иоанновны, будет кем-то услышано, да еще спустя двести пятьдесят лет. Им будут судить потомки его самого и оправдают тех, кого он уничтожал в пыточных застенках Тайной канцелярии.
…Анна Иоанновна - огромное бронзовое изваяние, которому предстояло после военных лет занять свое обычное место, - возвращалась в Русский музей. Рыхлое тело выпирало из закованного в шитье и камни корсажа, жидкий свет осеннего дня робко трогал складки тугого парчового платья, мелкими бликами выплескивался на чеканных узорах и тут же тонул в грузных разметавшихся складках. Прямая, словно застылая, с тупым оплывшим лицом, Анна медленно, бесконечно медленно двигалась из залы в залу. Канаты, катки, напряженно-сосредоточенная суетня рабочих, голоса хранителей - их не существовало. В неподвижной ее спине было столько презрения, как и брезгливости в жесте откинутой в сторону, будто отталкивающей руки. Самодержица - страшная в своей уверенности, безразличии, душевной пустоте. И вдруг при повороте, в неожиданном и резком боковом свете, единственный удивительно человеческий жест - судорожно поднятые кверху плечи, пытающиеся удержать тяжесть горностаевой мантии, такие узкие, стареющие, некрасивые. Трудно сказать об этой женщине злее и беспощаднее. Бартоломео Растрелли, отец знаменитого зодчего, не заискивал перед своими моделями. Делали портреты царицы и другие художники, чаще живописцы, - моложе, миловиднее, с синим блеском влажных глаз, смоляным отливом все еще красивых волос: Анна и Анна! Но по-настоящему увидел новую императрицу не только такой, какой она была при вступлении на престол, но и такой, какой на нем стала, один Растрелли. И вот как раз такая Анна входит в жизнь художника Никитина.