Перспектива подобных поисков не увлекла ни правительство, ни одно из официальных учреждений. Уварову вообще чудом удалось получить разрешение на вырубку части сада и ведение раскопок. Как и на какие средства - это уже было его личным делом. И вот из-под путаницы яблоневых корней, в крошеве кирпичей и земли встали двадцать три гробницы семьи Пожарских. Однако большинство из них были безымянными, и имя полководца не фигурировало среди названных. Оставался единственный выход - вскрытие погребений.
Подобное «святотатство» потребовало особого согласования с Синодом. Другое дело, что самый склеп фактически уничтожили те же церковные власти. Новая победа Уварова оказалась едва ли не самой трудной. Тем не менее разрешение было получено, а вместе с ним создана и компетентная комиссия - как-никак речь шла о народном герое!
Гробницы были одинаковые - каменные, резные, со следами росписи синей краской, но одна выделялась пышностью и отдельно сооруженным над ней сводом. Обнаруженные в ней части боярской одежды с характерным золотым шитьем и дорогим поясом не оставляли сомнений, что принадлежала она боярину, а значит, именно Дмитрию Михайловичу. Звание боярина в Древней Руси не переходило по наследству - оно давалось за службу и оставалось личной наградой. В семье Пожарских его не имел никто, кроме полководца. К тому же и по возрасту останки в гробнице соответствовали возрасту Пожарского: он умер шестидесяти трех лет. Решение комиссии было единогласным: могила Дмитрия Пожарского найдена. Шел 1852 год.
Открытие, и какое! Но было что-то странное и и трудно объяснимое в его обстановке. Толпы суз-дальчан и приезжих хлынули в Спасо-Евфимиев монастырь, и как было не поддаться впечатлению - очевидцы изумленно писали об этом, - будто народ вспоминал и чтил близко и хорошо ему знакомого человека, героя, чей образ не потускнел и не стерся за прошедшие двести с лишним лет. Зато среди реакционных историков упорно раздавались голоса, опровергавшие не открытие Уварова, но значение личности Пожарского. Появлялись труды, прямо заявлявшие, что Пожарский был «тусклой личностью», выдвинутой разрухой и «безлюдьем» Смутного времени, а не действительными талантами и заслугами. Отыскивались его военные неудачи, падали прозрачные намеки на некую личную связь с Мининым - без нее не видать бы ему руководства ополчением, придумывались просчеты в действиях ополчения. Может быть, забытая могила - всего лишь справедливый приговор истории.
Невольно возникало чувство, что не так-то прост и необразован был архимандрит, уничтоживший склеп Пожарских. Знать администратор именно Спасо-Евфимиева монастыря знал много. Как-никак его «тихая обитель» использовалась для содержания особо важных преступников - и тех, кто проповедовал шедшие против церкви ереси, и тех, кто принимал на себя царское имя, - самозванцев. Должность тюремщика на таком уровне, несомненно, обеспечивала полную информацию.
В результате просмотра достаточно обширной литературы о Смутном времени стало все более очевидным другое. Тенденция к принижению роли Пожарского не была результатом открытия новых фактов, обстоятельств. Вообще она исходила не от передовых и ведущих ученых, а от тех, кто представлял в науке позицию официальных кругов. Официального ореола вокруг этого имени никто не стремился создавать. Почему же Пожарский становился дискуссионной фигурой, да и кем вообще он был?
Как ни удивительно, историки, по существу, не ответили на этот вопрос. Да, известен послужной список князя - далеко не полный, назначения по службе - некоторые, царские награды - редкие и далеко не щедрые. И безвестная смерть. Может быть, виной тому условия тех лет, когда еще не существовало личных архивов, переписки, воспоминаний, а единичные их образцы были всегда посвящены делу - не человеку? Или то, что род Пожарских пресекся очень рано, в том же XVII веке, и просто некому было сохранить то, что так или иначе связывалось с полководцем? Наконец, пожары, болезни - «моровые поветрия», войны - да мало ли причин способствовало уничтожению следов! Несомненно, все они делали свое дело. Ну а все-таки из того, что сохранилось, что так или иначе доступно исследователю, неужели нельзя выжать хоть несколько капель, благодаря которым явственнее стал бы прорисовываться облик Пожарского, его портрет?
Есть метод прямого использования документа, когда фиксируется в абсолютном значении его содержание. Но также возможен и метод сравнительный, когда значение содержания, его смысл раскрываются на сопоставлении. Был ли он до конца применен и использован. А ведь как часто простое упоминание имени человека позволяет раскрыть в нем больше, чем простыни документов, непосредственно с ним связанных. Скажем иначе. Был же Пожарский человеком своего времени, гражданином, представителем определенного сословия со всеми вытекающими отсюда правами и обязанностями, жителем Москвы и конкретной ее части - частичкой огромного целого. И если из частей складывается представление о целом, то ведь и целое может многое сказать о каждой своей части - умей только его расспросить.